Сережа растерялся.
— Да… он дома… Только он болен… И… я не знаю. Подождите здесь, пожалуйста, я скажу ему.
Но Аня бросилась вслед за ним и даже его опередила.
Владимир, увидев ее, покраснел и сказал, сердито блестя глазами:
— Спектакль отменяется за болезнью главного актера. Аня, у меня температура и голова не совсем в порядке. Я могу сказать что-нибудь лишнее, о чем нам обоим будет неприятно вспоминать. Уйдите, прошу вас.
— Тем более не уйду, если ты нездоров, — спокойно возразила девушка. — А если голова не в порядке, нужно ее лечить.
Она достала из сумочки платок, обшитый кружевами, пощупала воду в графине — холодна ли — и, намочив платок, положила на лоб Владимиру.
Он закрыл глаза и с минуту лежал молча.
Потом сорвал платок и шлепнул его на пол.
— Владимир Николаевич, вот пирамидон, — сказал Сережа.
— Не надо. — Он с усилием повернулся на бок, лицом к стене, и натянул шинель на голову.
Сережа постоял, растерянный, с таблеткой в руке, и вышел на цыпочках в маленькую проходную комнату. За ним, тоже на цыпочках, проскользнула Аня и тихонько прикрыла дверь.
— Когда он заболел? — спросила она. — Ведь вчера он сам пришел на сквер, правда?
— Уже потом, когда вы ушли, — ответил Сережа. — Было очень холодно, а мы вернулись только в темноте.
— Да ведь снег вчера шел! Зачем же вы так долго?
— Ему стало нехорошо, он не мог…
— Сергей! — послышался голос из-за двери.
— Я тут, Владимир Николаевич.
— Никаких сепаратных разговоров!.. Здесь сиди. Сережа сел за письменный стол и достал портфель с учебниками.
— Если я засну, ты никуда не уйдешь! Понятно?
— Понятно.
— И убедительно тебя прошу, милый друг, не болтай лишнего!
Он долго лежал, закрыв глаза, но дышал тяжело и неровно.
Аня два раза подходила к нему и щупала его лоб, сначала рукой, а потом даже губами.
При этом она вызывающе смотрела на Сережу.
Она пыталась задавать ему вопросы, но после первого же очень вежливого ответа поняла, что он скорее даст разрезать себя на мелкие кусочки, чем будет что-нибудь рассказывать теперь, когда ему велено не болтать лишнего.
Начинало темнеть. Сережа зажег лампу, включил электрический чайник и сказал, что сходит за хлебом.
Владимир отбросил шинель и встал.
— Потом сходишь, — он подошел к письменному столу. — Ну как, сделал уроки?
— Напрасно ты встаешь, — сказала Аня.
— Напрасно вы не уходите.
Сережа протянул ему градусник.
— Потом.
Он подошел к шкафу, взял стакан, налил себе воды из графина. Проходя мимо стула, на котором стоял чайник, неловко зацепил за шнур, чайник опрокинулся с шипением и паром.
Аня вскочила.
— Ты не обжегся? Володя, ну зачем ты ходишь, если ты так…
Он багрово покраснел.
— А я, Аня, теперь всегда так хожу. У меня иначе не получается. Я нарочно хожу, можете этим живописным зрелищем любоваться!
Он два раза еще прошел по комнате, натыкаясь на мебель, виновато посмотрел на Сережу, вытиравшего лужу.
— Прости, Сережка! — и лег на диван так, что пружины застонали.
После этого Аня и Владимир делали вид, что читают, а Сережа делал вид, что учит уроки.
Чайник захлопал крышкой, закипая вторично.
— Вот и прекрасно! Заваривай, и будем ужинать. Что-то есть хочется.
— Владимир Николаевич, ведь у нас хлеба нет.
— Сергей, ты можешь сегодня обойтись без ужина? Я могу.
Сережа кивнул головой, налил три стакана чая, поставил один на стул около дивана, другой на подоконник — Аня сидела в кресле у окна, а третий себе на письменный стол.
Потом достал три конфеты и положил каждому на блюдце. В дверь постучались.
Вошел вчерашний капитан.
— Ну, как здоровье? — приветливо спросил он. — Да вы, кажется, молодцом… Лекарство ваше подействовало.
Он заметил Аню у окна и поклонился.
— Анна Павловна Смирнова, — сказал Владимир.
— Тимашов Андрей Викторович, — еще раз поклонился капитан.
— Признаюсь, судя по тому, как вы вчера выглядели…
По лицу Ани он понял, что она не знает о вчерашнем и что вообще в комнате атмосфера какая-то напряженная.
— Очень вам благодарен, что вы зашли, — оживленно заговорил Владимир. — Сережа, чаю! И откупори баночку консервов.
Сережа ответил испуганным шепотом:
— Хлеба нет!
Тот поморщился:
— Нда-с! Это неудачно… — и вдруг прибавил совсем тихо: — Сергей! Пока он здесь сидит… летом!
