— Как же мне хорошо сейчас… — выдохнула она. — Это тебе за все…
— Что-о?! — скрипнул зубами Кряквин.
— За все… — с презрением повторила Ксения Павловна и, рассмеявшись, злорадно добавила: — А теперь вот… дыши глубже… милый мой! — Она, гордо держа красивую голову, не спеша перестукивая каблуками, закачалась по лестнице вниз.
Кряквин вытер о себя ладони, достал сигарету и, все еще затравленно дыша, закурил… Потом вернулся в номер…
— Слушай, Алешка! — рванулась к нему мать. — Как она к тебе пришла?
— Кто? Дешевка-то эта?..
— Какая дешевка! — отмахнулась мать. — Мысль эта, насчет меня?.. Ну чтобы я стала моделью? Ведь у меня же недоброе лицо…
— А у добра-то оно, мать, и недоброе… Да-а. Чтобы каждый за него не хватался!..
— Ты думаешь?
— Не-е… Уже подумал.
Зазвонил телефон. Кряквин медленно подошел к столику и снял трубку. Мать опять вернулась к зеркалу.
— Слушаю. Кряквин.
— Алексей Егорович? — тиховато, сквозь шорохи поинтересовался чей-то голос в трубке.
— Да, Алексей Егорович, — громко сказал Кряквин.
— Это Михеев. Вы слышите меня? Я вас неважно слышу… Добрый вечер.
— Добрый вечер, Иван Андреевич… Слушаю вас.
— Алексей… Ксения не у тебя?
Кряквин напрягся и кашлянул:
— С какой стати, Иван Андреевич? А что?..
— Да так… Извините, пожалуйста… Чем занимаетесь?
— Добротой.
— Чем, чем, не понял?
— С матерью про доброту разговариваю. Какое у добра выражение лица, выясняем…
— Извините, что помешал…
— Да нет, ничего, Иван Андреевич… У вас какое-нибудь дело ко мне?
— Да нет вроде…
— А может, все-таки что-нибудь есть? Ты говори, Иван. Тебе, может быть, там плохо? — крикнул Кряквин.
— Очень… — коротко отозвалось в трубке.
— Иван! Але! Ты меня слышишь?! — кричал Кряквин и услышал, как в мембране певуче зазуммерили отбойные гудки…
Кряквин, недоумевая, посмотрел на трубку, потер ее белой пластмассой лоб и осторожно уложил в гнездо аппарата…
Вера Владимировна задумчиво шла коридором восьмого этажа, направляясь к гостиничному лифту, когда навстречу ей, совершенно неожиданно, появился Николай… Посвистывая, он нес двумя пальцами поблескивающий целлофаном сигаретный блок. Весь в белом, высокий, красивый.
Она остановилась. Николай, приблизившись, остановился тоже.
— Здравствуй, — сказал он и улыбнулся.
— Здравствуй, — сказала она с серьезным лицом и поправила на переносье очки.
— Сколько лет, сколько зим… — сказал Николай, явно не зная, о чем говорить.
— Не считала, — сказала Вера Владимировна.
— Да-а… — протянул Николай, постукивая себя по ноге сигаретным блоком.
— Да, — сказала Вера Владимировна.
— Выглядишь ты прекрасно! — с излишней приподнятостью произнес Николай.
— А уж как ты-то!.. — в тон ему сыронизировала Гринина.
— Понимаешь… Завтра в Париж улетаю… Ну, тут дела разные…
— Рапорт принят. Вольно, — сказала Вера Владимировна. Она ощутила в себе какое-то странное преимущество над этим, безразлично существующим для нее человеком.
— А ты что тут делаешь? — глуповато спросил Николай.
— Отвечать обязательно?
— Да нет, конечно… Это я так, к слову… «Сам не знаю, о чем…» — пропел он, стараясь замять неловкость.
— Я понимаю… Поешь ты хорошо.
— Да ладно тебе язвить. Я ведь и вправду рад тебя видеть.
— А вот мне как-то все равно… Правда, я в курсе твоих творческих успехов. Читала в «Экране» о съемках в Полярске…
— Пишут… — шевельнул плечом Николай.
— Ты там случайно с директором комбината не встречался? — суховато и как бы между прочим поинтересовалась Вера Владимировна.
— С Михеевым?
— А что, там уже другой человек?
— Сейчас другой…
— Кто?
— Кряквин. Он вообще-то там главный инженер, но сейчас… замещает Михеева.
— В связи с отпуском, что ли?
— Да нет… Болеет Михеев. У него месяца три назад здесь, в Москве, инфаркт получился…
— Вот как? — Вера Владимировна, чтобы хоть как-то замаскировать охватившее ее жаркое волнение, нагнула голову, вынула из сумки, висящей на плече, носовой платок и закашлялась.
— Ты что, простыла? — участливо спросил Николай.
— Слегка… Ты не знаешь, где он сейчас находится?
— Кто?
— Михеев.
— Где-то здесь, под Москвой… А тебе это очень важно?
— Он мой автор.
— А-а… Тогда я тебе могу помочь.
— Удивительно…
