Она стояла сейчас посреди комнаты — сухонькая, стройная женщина, пронизанная каким-то необыкновенным, внутренним озарением… Сбилась на лоб седая прядь. Лицо раскраснелось. Руки ее, все еще сильные, чертили воздух:
— Ты можешь себе представить русскую мать? Пророчицу и прародительницу… Женщину! Перед ней необозримая Русь… Без конца и края! Как жизнь, как надежда, как ожидание. Мать ждет и верит… Ветер бьет ей в лицо. Теребит седые волосы… Она одна на всем свете со своим ожиданием… Что она ждет? Кого?.. Что ей надо на этой земле, продутой ветрами?.. Может быть, она и видит-то недалеко… Постарели, выцвели глаза. Утратили силу былую… Я знаю такие… В них совсем мало голубого. Они цвета слез… А ветер все сильнее и сильнее! На большой Руси большие ветры… Вот и попала какая-то соринка матери в глаз… Высекла слезу. Мать хочет достать ее. Она ей мешает вглядываться в даль. А сама все смотрит и смотрит… Вот так. Одной рукой придерживая старенькую шаль, а другой поправляя что-то вот здесь… Мешает ей соринка. Мать и ветер… Они породнились в одном ожидании. В безудержной вере, что что-то будет… Теперь я все знаю… Все! Как знал это твой отец… И хожу. И ищу! Мне нужна модель… Матери все похожи. Русские и нерусские. Я знаю это… Но тем не менее они все каждый раз неповторимы… Если я смогу найти модель — я сотворю чудо. Я не имею права не сотворить его. Тогда можно будет и умереть спокойно…
Кряквин, захваченный ее порывом, слушал.
— Ну что же ты молчишь, Алексей? — спросила она.
— Я… Я, кажется, знаю такую модель…
— Где?! Кто? Я поеду немедленно.
— Не надо никуда ехать, мать. Это ты!
Она вздрогнула. Резко повернулась и шагнула к зеркалу. Прищурилась… В зеркале, из представляемого ей куска дерева, стало медленно возникать лицо… Темный платок прикрывал лоб… Рука, с изъеденными работой пальцами, затемнила глаза, помогая уйти им от света… Ветер рванул в лицо, чуть расправил, натягивая, глубокие морщины…
В дверь постучали.
— Да, да… войдите! — раздраженно крикнул Кряквин.
Дверь не открывалась, но стук повторился.
— Да входите же вы! Открыто!
И опять никто не вошел… Тогда Кряквин стремительно шагнул к двери, рывком распахнул ее. Перед ним на пороге стояла Ксения Павловна.
— Вы?.. Ну… проходите…
Ксения Павловна покачала головой:
— Выйди, пожалуйста… Мне только на минуту…
Кряквин растерянно шевельнул плечами и оглянулся на мать. Она не обращала на них никакого внимания. Продолжала стоять возле зеркала.
— Хорошо… — сказал Кряквин.
Они прошли в пустынный холл. Коридорная дежурная проводила их наметанным, охотничьим взглядом. Ксения Павловна опустилась в кресло. Не торопясь, достала из сумочки сигарету и зажигалку. Закурила. Кряквин ждал стоя.
— Так в чем дело, Ксения Павловна? — сердито спросил он.
— Сейчас… Ты бы сел?..
— Постою…
— Я приехала, чтобы рассказать тебе, что тебя… наверное… снимут с работы. Только что приезжал к Михееву Сорогин… Я случайно подслушала. Министру нужен заместитель директора НИИ в Ленинграде…
— Та-ак… — сказал Кряквин.
— И Михеев предложил тебя…
— Этто еще… почему?!
— Он продал тебя, как последний мерзавец. Все! — Ксения Павловна воткнула сигарету в пепельницу. — А выводы делай сам. Я пошла… — Она встала с кресла.
— Подожди… — задышал носом Кряквин.
— Мне некогда… — Она отвела его руку и побежала по коридору.
Кряквин взъерошил пятерней волосы, шагнул было за ней, остановился… и тоже побежал…
Он догнал ее на лестничной площадке. Сильно поймал за плечо и рывком развернул к себе…
Ксения Павловна, заранее готовая к этому, — она ждала… знала, что Кряквин догонит ее, — лукаво прищурилась и шепнула, как бы не понимая, в чем дело:
— Что?
— Повтори… повтори, что ты сейчас сказала? — сдавленно прошипел он.
— Михеев продал тебя. С потрохами…
Кряквин схватил Ксению Павловну за плечи и притиснул к стене.
— А-ах ты!.. — Он захлебнулся.
Ксения Павловна, откинувшись, смотрела на Кряквина широко раскрытыми глазами… Вот… вот о какой ярости мечтала она!.. То, что она увидела сегодня в глазах Михеева, было лишь отвратительным… То, что сейчас видела она… Ксения Павловна, затаив дыхание, блаженно улыбнулась…
