. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ведение войны, по-моему, называется искусством потому, что уравнение, которое необходимо решить, в момент решения содержит в себе неизвестных больше, чем в состоянии одолеть математика.
Иные авторы прибегают к еще более убогим средствам, пытаясь объяснить ход событий. У меня нет при себе выписанной цитаты, но если память мне не изменяет, вот как лихо расправляется с фактами один из таких писак:
Выступая 12 октября 1823 года в сословном собрании, «Сечени не сумел бы произнести речь на латыни, а посему заговорил по-венгерски, на языке низшего сословия. Тем самым личный недостаток способствовал революционному шагу».
Я бы выразился иначе: недостаток аргументов пытаются выдать за историческое объяснение. Дело в том, что этот «революционный шаг» — речь, произнесенная на венгерском, — был назревшим требованием времени. Требованием настолько актуальным, что на следующий день, хоть и с меньшим успехом, другие депутаты последовали примеру Сечени. Напрашивается вопрос: неужели Сечени и впрямь не владел латынью? А если и не владел, то разве не мог он поступить так, как до него очень часто делали его собратья-магнаты: отдать текст речи на перевод какому-нибудь знатоку, а затем зачитать ее, блеснув изяществом классических образцов?.. Или он был единственным среди магнатов, кто плохо говорил на латыни? По-моему, из магнатов мало кто владел латынью прилично. Мастеров по этой части можно было сыскать среди членов нижней палаты, но те как раз высказывались на венгерском… Еще несколько слов о том же авторе. Есть у него сентенция примерно в таком духе:
«Кошут не готовил себя к поприщу правителя. На самом деле он искал некоего идеального аристократа для государственной канцеляристики. Вешелени расхворался, с Сечени Кошут вконец рассорился, таким образом он и пришел к Лайошу Баттяни».
Бесспорно: мелкопоместный венгерский дворянин вряд ли готовил себя к поприщу правителя. Править, властвовать «готовились» лишь наследники престола вроде Фердинанда V или Франца-Иосифа. Правителей типа Кошута выкраивает сама история из прочного материала. Так что здесь автор искал в Сечени «аристократа для своей канцеляристики».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Совершенно верно! По-моему, все совершается в соответствии с исторической необходимостью. Однако и здесь не мешает проявлять осмотрительность, чтобы объяснение не катилось легко, как по маслу. Если чрезмерно упростить эту «необходимость», то неизбежно упрешься в большие сложности. Существует единственно верный принцип, применимый к истории как минувших, так и будущих времен: «Конкретный анализ конкретной ситуации».
Лучше было бы сесть и написать самому? Да, на этот раз вы меня загнали в ловушку. С историографией я нахожусь приблизительно в таких отношениях, как профессиональные критики — с литературой и искусством: они заделались критиками лишь потому, что не умели ни писать, ни рисовать. Так утверждаете вы, служители искусства, а я не смею утверждать, будто вы не правы. Критика поэзии следовало бы подвергать испытанию, заставив его написать стихотворение по всем канонам версификации. Ну, а художнику-абстракционисту предложить на глазах у арбитров нарисовать акт по всем правилам академической живописи.
А сейчас не опробовать ли нам ваша новое приобретение — венгерскую кофеварку?
Благодарю вас! Что может быть лучше кофе, приготовленного дома…
Вот ведь сколько говорили мы о мосте, так и не дав определения этому понятию.
Я считаю так: мост — то, что связывает. Живое слово между людьми — это мост. Словарь, который связывает два языка, — прочный, надежный мост. Наука — это тоже мост. Поистине нерушимый мост — ваша профессия — музыка. Мир — тот же мост. Мостом является и мирное сосуществование, пусть оно порою и напоминает совместное житье в коммунальной квартире…
Все эти сравнения весьма символичны и звучат красиво, однако оборачиваются двусмысленностью, когда мост, переброшенный через конкретную реку, перекрывается заграждениями, когда мост превращается в военный объект, укрепление, стратегический пункт, откуда удобнее всего оборонять наиболее уязвимый участок пути. Но мост никогда не повинен в том, что его используют в дурных целях. То же самое относится и к науке…