Как первая любовь, и безутешные полной мерой сожаления[908]
И этот дар поэтической техники, свойственный Теннисону, — отнюдь не мелочь. Теннисон жил в эпоху, когда время уже остро осознавалось: казалось, происходило очень многое, строились железные дороги, совершались открытия, менялось лицо мира. Это были времена, старавшиеся поспеть за переменами, быть современными. Им по большей части не удавалось сохранить непреходящее — вечные истины о человеке и Боге, жизни и смерти. На поверхности поэзии Теннисона — рябь и волнение времени; и ему не за что крепко держаться, кроме уникального и непогрешимого чувства звучания слов. Но в этом он преуспел, как никто иной. Поверхность поэзии Теннисона, его техническое мастерство сообщается с ее глубинами: первое, что мы сразу видим у Теннисона, — это то, что движется между поверхностью и глубинами, — то, что маловажно. Простодушный взгляд на поверхность, скорее, приведет нас к его глубинам, к пучине печали. Теннисон — не только малый Вергилий, он также, — вместе с Вергилием, увиденным Данте, Вергилием среди Теней, — печальнейший из всех английских поэтов, среди Великих, находящихся в Лимбе, преддверии ада, самый инстинктивный бунтарь против того общества, в котором он был самым безупречным конформистом.
Похоже, что с "In Memoriam" Теннисон достиг пределов своей духовной эволюции; ни примирения, ни разрешения не последовало.
И теперь ничто священное не расцветет,
Никакой приветственный хорал не привлечет к свету
Дух, больной ароматом и сладостью ночи[909],
— или, скорее, сумерек, поскольку Теннисон на склоне лет не видел ни тьмы, ни света. Его гений, его поэтическое мастерство не угасали до конца, однако дух сдался. Его конец мрачнее, чем у Бодлера: у Теннисона не было singulier avertissement (единственного, странного предзнаменования)[910]. И, отказавшись от путешествия сквозь ночной мрак, чтобы стать поверхностным льстецом своего времени, он был вознагражден презрением последующей эпохи, превзошедшей своей поверхностностью его собственную.
1 Для раскрытия викторианского отношения к этим предметам и мнений, с которыми Теннисон, вероятно, бы согласился, см. "Предисловие" сэра Эдварда Стрейчи, баронета, к его урезанному изданию "Morte d'Arthur" Мэлори, до сих пор не вышедшему из употребления[911]. Сэр Эдвард высоко оценивал "Королевские идиллии".
2 Существуют иные виды отчаяния. Великое произведение Дэвидсона "Тридцать шиллингов в неделю" не подражательно по отношению к Теннисону. С другой стороны, существуют иные подражания Теннисону, кроме "Аталанты в Калидоне"[912]. Ср. стихотворения Уильяма Морриса с "Путешествием Мэлдуна" и "Баллады казармы"[913] с некоторыми из поздних произведений Теннисона.
"In Memoriam". Впервые — как предисловие к "Poems of Tennyson" [Стихотворениям Теннисона]. London, Edinburgh а. о., 1936. Под настоящим названием вошло в сб.: T.S. Eliot. Essays Ancient and Modern. L.: Faber and Faber Limited, 1936. Перевод выполнен по изданию: T.S. Eliot. Selected Essays. London, New York: Faber and Faber, 1963. Публикуется впервые.
В названии эссе об английском поэте Альфреде Теннисоне (1809–1892) обыграно название поэмы "In Memoriam" (1850), написанной им в память о своём близком друге — поэта Артура Хэллеме (1811–1833). В эссе упоминаются поэмы Теннисона "Леди Шалотт" (1832, новая редакция 1842), "Лок- сли Холл" (1842), "Принцессса" (1847), "Мод: монодрама" (1855), "Королевские идиллии" (см. коммент. 9 * к "Эзре Паунду…"); "Локсли Холл шестьдесят лет спустя" (1886); ранние юношеские стихи "Марианна" (1830) и "Морские феи"; а также "Марианна на Юге" (1832) и "Лотофаги (Вкушающие лотос)" (1833), вошедшие в сборник "Леди Шалотт и другие стихотворения", 1842); "Дора", "Улисс" (1833) и "Смерть Артура" (1833–1834), включенные в сборник "Английские идиллии и другие стихотворения" (1842).
Решить, в каком объеме читать любого поэта, — вопрос довольно тонкий. И дело не только в значительности поэта. Существуют поэты, у которых каждая строка представляет уникальную ценность. Существуют и такие, у кого достаточно прочесть несколько всем известных произведений. Есть и такие поэты, чьи стихи надо читать лишь в подборках, однако что из избранного читать, не имеет особого значения. Из Суинберна мы бы хотели иметь целиком "Аталанту"
