— Послушай, Шафеи, я устала!
Мужчина остановился и недовольно проговорил:
— Отдыхай, но не следует поддаваться усталости! Женщина поставила на землю свой узел и села на него, широко расставив ноги, чтобы передохнуть. Мужчина с минуту постоял, оглядываясь по сторонам, затем тоже устроился на своем узле. Потянуло свежим предрассветным ветерком, но женщина, погруженная в свои мысли, и не почувствовала его.
— Интересно, где мне придется рожать? — спросила она.
— Любое место лучше, чем наша проклятая улица, Абда! — гневно воскликнул Шафеи. Он окинул взглядом проступавшие из мрака очертания горы Мукаттам, протянувшейся с севера на юг, и продолжал: — Мы пойдем на рынок Мукаттам, куда ушел Габаль в трудное для него время. Я открою столярную мастерскую и буду работать, как работал на нашей улице. Ты же знаешь, руки у меня золотые и деньги на обзаведение имеются, а это уже неплохо!
Женщина накинула на голову и плечи платок и грустно сказала:
— Мы будем жить на чужбине, как сироты, а ведь мы из рода Габаль, истинных хозяев улицы!
Мужчина сплюнул с досадой и проворчал:
— Хозяева улицы! Да мы хуже рабов! Ушел Габаль, а с ним ушло и золотое время. Пришел Занфаль, будь он проклят! Какой он футувва, если вместо того, чтобы защищать, грабит нас и мстит тем, кто осмеливается жаловаться?
Абда не возражала. Она слишком хорошо помнила те горькие дни и печальные ночи. Но вдруг она осознала, что они на самом деле покинули свою улицу, и в памяти ее всплыли хорошие воспоминания.
— Если бы не злые люди, — мечтательно произнесла она, — лучше нашей улицы нет! Где еще ты найдешь такой дом, как дом нашего деда? А соседей, подобных нашим? Где еще ты услышишь истории об Адхаме и Габале, о скале Хинд? Да будут прокляты злодеи!
— Эти кичливые футуввы хуже всякой напасти! Их дубинки так и гуляют по головам, — горько отозвался Шафеи. И вспомнил, как однажды проклятый Занфаль схватил его за шиворот и толкнул так, что чуть не сломал ему ребра, а потом повалил на землю на глазах у всех людей. И только из–за того, что Шафеи заговорил об имении. Топнув ногой, мужчина продолжал: — Мерзкий преступник похитил дитя Сидхума, продавца мяса, и больше никто и никогда не слышал об этом ребенке. Негодяй не пожалел ребенка на первом месяце его жизни! А ты еще спрашиваешь, где ты родишь! Так вот, ты родишь среди людей, которые не убивают детей!
Абда вздохнула, словно желая смягчить смысл своих слов, и сказала:
— Если бы ты мог примириться с тем, с чем мирятся другие!
— В чем я провинился, Абда?! Я всего–навсего спросил: где Габаль и его время, куда исчезла справедливая сила? Почему род Габаль снова сделался несчастным и униженным? А Занфаль разгромил мою мастерскую и жестоко избил меня. Если бы не соседи, то и вовсе убил бы. Останься мы дома, он поступил бы с нашим ребенком так же, как и с ребенком Сидхума.
— Надо было немного потерпеть, — печально качая головой, проговорила Абда, — разве ты не слышал разговоров о том, что Габалауи обязательно выйдет из своего уединения, чтобы избавить внуков своих от унижения и гнета?
Шафеи вздохнул и насмешливо заметил:
— Я слышал эти разговоры, когда был еще мальчишкой. Однако наш дед так и не появился, зато управляющий имением присваивает себе все доходы, кроме той части, которую платит футуввам за охрану собственной персоны. А футувва рода Габаль Занфаль забирает себе долю всего рода. Можно подумать, что Габаля никогда и не было и что он не потребовал от своего друга Даабаса расквитаться собственным оком за око несчастного Каабильхи.
Женщина, едва различимая в темноте, замолчала, думая о том, что утро ей придется встречать уже среди чужих людей. Чужими будут и ее новые соседи. Их руки примут ее дитя. И расти ему суждено на чужбине, как ветке, отрубленной от родного ствола. А ведь ей было так мало нужно для счастья. Дома она готовила еду и носила ее мужу в мастерскую, а вечерами, сидя у окна, слушала звуки ребаба, на котором играл поэт дядюшка Гаввад. Что может быть слаще звуков ребаба и увлекательней рассказов о Габале! О том, как однажды ночью он встретил Габалауи и тот сказал ему: «Ничего не бойся!» — и обещал поддержку и победу. Габаль вернулся на улицу окрыленный. Что может быть лучше возвращения на родную улицу после долгой разлуки!
