— Сообщение в газетах о преступлении можно считать сенсацией. Она–то и может принести результат, которого не достигло скромное объявление в газете «Сфинкс».
— Я достаточно осведомлен о ваших делах, но убежден, что сейчас ваши навязчивые мысли об отце не принесут вам ничего, кроме дополнительных страданий. Появится он или нет — в вашем положении это дело второстепенное.
— Но ведь не исключено, что он появится, что чудо случится.
— Каким образом?
Я имею в виду, если он действительно знатный, влиятельный человек.
— Да пусть хоть самый знатный. Как он сможет изменить законы правосудия?
— Послушайте, господин адвокат. Моя мать некогда была очень влиятельной женщиной. Она своим влиянием бросала вызов законам государства прямо под носом властей, на их глазах.
— Бога ради, скажите, какой надеждой вы себя тешите, если вдруг появится ваш отец?
Сабир неуверенно ответил:
— Ну, может, помог бы мне бежать.
— Вы живете фантазиями. Они ничего вам не принесут, кроме сердечной муки.
Он шумно выдохнул и сказал:
— В любом случае я вам благодарен. Прошу вас, передайте мою признательность госпоже Ильхам и господину Ихсану. И я, конечно, к вашим услугам в любое время. Что касается моей наивной надежды, то я, следуя вашему совету, не буду отчаиваться, как вы говорите, преждевременно.
* * *
Сабир предстал перед судом. Материалы следствия были переданы муфтию. Сабир внимательно следил за процессом, но совершенно растерялся, когда услышал приговор, хотя и готов был к нему с самого начала.
* * *
В тюрьме его вызвали на встречу с Мухаммедом Тантави.
Юрист встретил его приветливо и приободрил соответствующими словами:
— Мы еще можем подать апелляцию, а там не исключен и пересмотр приговора.
Сабир грустно спросил:
— А как там Ильхам?
— Не очень хорошо. Похоже, что ее драма, о которой писали в газетах, потрясла ее отца. Он приехал из Асьюта навестить ее и настоял на том, чтобы забрать ее на некоторое время с собой для перемены обстановки.
— Очнулся все–таки! — воскликнул Сабир. — Решил признать ее. А мой отец…
Старик сказал с улыбкой:
— Кстати, поверите ли, я принес вам новости о вашем отце.
— Нет! — вскрикнул Сабир в замешательстве. После короткой паузы заговорил адвокат:
— Вы не слыхали о журналисте, который свою ежедневную колонку подписывал псевдонимом «Журналист–поэт»? Конечно же, нет. Он перестал работать лет двадцать тому назад. Так вот, он мой сосед в Гелиополисе. Когда–то даже был моим преподавателем в юридическом колледже. Самая светлая голова в области шариата из всех, кого я знал. Вчера при встрече с ним я рассказал о вашем деле, упомянул о вашем отце, и тут он меня остановил. Я сказал, что тот, кого он вспомнил, может быть и кем–то другим. Л он мне твердит: «Я знаю Сайеда Сайеда Рахими». «Знатная персона? — спрашиваю. Богатый, с интересной наружностью? Примерно лет тридцать назад ему было двадцать пять лет…»
Сабир перебил:
— Он не видел снимка в газете?
— Мой друг не читает теперь газет, потому что ослеп.
— Какая жалость! Но одинаковое имя, внешний облик, возраст — это что–то значит.
— Разумеется, это вселяет надежду.
— И где же он живет?
— К сожалению, мой друг этого не знает.
— А он не рассказывал про его первую жену? Адвокат ответил с улыбкой:
— Говорил, что не было у него иного хобби, кроме любви.
— Но моя мать его бросила. Такое событие нельзя забыть.
— В жизни такого человека, как Рахими, женщин можно подсчитывать по количеству дней. Откуда нам знать, кто кого бросил?
— Мать мне не говорила об этой стороне его жизни.
— Может быть, она и не знала.
— Но брак — это такая связь, которую не скроешь.
— Али Бурхан, то есть журналист–поэт, сказал, что для Рахими жениться было все равно что проводить девушку до дома. Он занимался любовью во всех ее ипостасях — плотских и платонических. Не упускал ни зрелых женщин, ни подростков. И со вдовами, и с замужними, с разведенными, бедными и богатыми, и с прислугой, и с собирательницами окурков, и с нищенками.
— Поразительно!
— Да.
— В неприятности не попадал из–за этого?
— Он умел их избежать.
Сабир спросил, глядя в смущении на адвоката:
— Кем он был? Какая у него профессия?
