Когда все участвовавшие в похоронах разошлись, у могилы остались лишь Касем, Закария, Увейс и Хасан. Закария положил руку на плечо племянника и сказал:
— Крепись, сынок. Да поможет тебе Аллах! Касем склонил голову и тяжело вздохнул.
— Сердце мое погребено в ее могиле, дядюшка! Лицо Хасана при этих словах исказила гримаса сострадания. Минуту все молчали.
— Пора идти! — напомнил Закария. Но Касем не тронулся с места.
— Зачем они пришли сюда? — с неприязнью вымолвил он. Поняв, кого он имеет в виду, Закария ответил:
— В любом случае спасибо им. Приободренный многолюдством похорон, Увейс проговорил:
— Мы помиримся с ними. Их поведение требует и от тебя ответных шагов. К счастью, они не принимают всерьез того, что говорят о тебе в других кварталах.
Касем предпочел молчать и не вступать в спор Вдруг — словно они только и ждали, когда все разойдутся, — появились друзья Касема во главе с Садеком. Пришедших было много, но среди них не было ни одного незнакомого лица. Друзья кинулись обнимать Касема, и тут глаза его наполнились слезами. Увейс с неодобрением наблюдал за встречей, но никто не обращал на него внимания.
— Больше ничто не удерживает тебя на улице, — обратился к Касем у Садека.
Закария, опередив Касема, решительно возразил:
— Здесь его дочь, его дом, его имущество.
— Мне было необходимо остаться здесь, — ответил Касем Садеку.
— Благодаря этому вас стало намного больше. Он оглядел лица друзей, словно призывая их в свидетели своей правоты. Большинство составляли те, кого Касем уговорил бежать с улицы и присоединиться к друзьям, ушедшим первыми. Ночами он тайно выбирался из своего дома, шел к тем, кто вызывал в нем симпатию и доверие, и убеждал в необходимости покинуть улицу.
— Долго нам еще ждать? — спросил Аграма.
— Пока вас не соберется достаточно много.
Аграма отвел Касема в сторону и, поцеловав его, прошептал:
— Мое сердце разрывается от печали за тебя. Я лучше всех понимаю, сколь ужасно твое горе.
— Ты прав, мне очень плохо, — признался Касем, едва сдерживая слезы.
— Поскорее присоединяйся к нам, ведь ты теперь совсем один.
— Всему свое время. Тут Увейс позвал Касема:
— Пора возвращаться!
Друзья обнялись на прощание, и Касем вернулся домой.
Шли дни, а Касем все пребывал в одиночестве и тоске, так что Сакина стала даже опасаться за него. Но по ночам Касем неустанно продолжал обходить дома, и число покидавших улицу быстро росло. Жители Квартала бродяг недоумевали, а в других кварталах откровенно издевались над бродягами и над их футуввами. Утверждали даже, что не сегодня завтра сбежит сам Саварис.
Закария предостерегал Касема:
— Все это вызывает тревогу. Будь осторожен!
Но было необходимо ждать. Жизнь Касема полностью была заполнена работой и опасностью, и его единственной радостью была Ихсан. Она уже училась стоять, держась за спинку стула, и разговаривала с отцом на своем детском языке. Касем любовался дочерью. Он говорил в душе: «Ты будешь красивой девочкой, но главное, чтобы ты была доброй и нежной, как твоя мать». Ему было приятно, когда Ихсан смотрела на него черными материнскими глазами. И личико ее своей округлостью напоминало лицо Камар. Ихсан была символом их любви, подаренной им судьбой и ею же жестоко оборванной. Доживет ли он до того дня, когда она станет прекрасной невестой, или ему суждена лишь боль воспоминаний о былом счастье?
Однажды в дверь дома кто–то постучал. Сакина, подойдя к порогу, осведомилась, кто там, и молодой голос ответил:
— Открой, Сакина!
Отворив дверь, Сакина увидела девочку лет двенадцати или чуть старше, закутанную, против обыкновения, в малайю и с покрывалом на лице. Сакина спросила, чего та хочет, но девочка торопливо вошла в комнату, где находился Касем, и обратилась к нему:
— Добрый вечер, дядя!
Она сняла покрывало, и открылось милое круглое личико с правильными чертами.
— Добро пожаловать, садись, — проговорил удивленный Касем.
Девочка присела на краешек дивана и сказала:
— Я Бадрийя. Меня послал к тебе мой брат Садек.
— Садек?
— Да!
— Что заставило его решиться на это?
В малайе меня никто не узнает, — с серьезным видом, делавшим ее еще привлекательнее, ответила Бадрийя.
