Вдруг с улицы послышался хриплый голос Савариса, который на чем свет стоит ругал какого–то мужчину. Мужчина охал и кричал, и было ясно, что футувва избивает его. Саварис бранился, а бедняга в отчаянии призывал на помощь Габалауи.
Под взглядом жены Касем спрашивал себя, что, интересно, думает о нем Камар, а она думала, что он, видимо, говорит правду, так как сочинять подобное ни к чему. Он честен и ни разу ей не солгал. Он не сделал попытки завладеть ее деньгами, хотя это не составило бы для него труда. Так зачем же ему стремиться завладеть доходами от имения, зная, с какой опасностью это сопряжено? Неужели и вправду спокойные дни миновали?
— Скажи, ты рассказал мне об этом первой? Касем кивнул головой, а Камар продолжала:
— У нас с тобой одна жизнь, и ты, Касем, гораздо более дорог мне, чем я сама. Твоя тайна опасна, но скрыть ее невозможно. Поэтому подумай хорошенько и скажи мне: то, что ты видел, было наяву или пригрезилось тебе?
— Все это было не сном, а явью! — решительно заявил Касем.
— Но ты же потерял сознание!
— Это произошло уже после встречи!
— Может быть, у тебя просто все перепуталось в голове? — сочувственно проговорила Камар.
Тяжело вздохнув, он ответил:
— Ничего у меня не перепуталось, все было ясно, как солнечный день!
— Но кто докажет, что это действительно был слуга и посланец Габалауи? А вдруг это был просто подвыпивший житель нашей улицы, каких много?
— Но я же видел, как он поднимался на стену Большого дома.
— На нашей улице нет лестницы высотой хотя бы до половины стены Большого дома.
— Но я видел своими глазами!
Камар почувствовала, что он припер ее к стенке, но она не хотела сдаваться.
— Я боюсь за тебя, боюсь за наш дом, за нашу дочь, за наше счастье. Я все думаю, почему он избрал именно тебя? Почему он сам не может осуществить свою волю? Ведь он — владелец имения и господин надо всеми?!
В свою очередь Касем спросил:
— А почему были избраны Габаль и Рифаа?
Глаза Камар расширились от страха, а рот скривился, как у готового расплакаться ребенка.
— Ты не веришь мне, — сказал Касем, — но я и не требую этого.
Женщина зарыдала, не в силах более сдерживаться, как будто слезами хотела спастись от страшных мыслей. Касем склонился к ней, взял за руку, притянул к себе и нежно спросил:
— Почему ты плачешь?
Она взглянула на него сквозь слезы и, всхлипывая, проговорила:
— Потому что я тебе верю, да, верю и боюсь, что нашему счастью пришел конец.
Потом взволнованно спросила:
— Что же ты будешь делать?
73.
В доме царили напряженность и беспокойство. Дядюшка Закария о чем–то думал, нахмурив брови. Увейс крутил пальцем усы, а Хасан, казалось, целиком ушел в себя. Садек не отрываясь смотрел на своего друга Касема, а Камар в углу гостиной молила Аллаха направить мужчин на путь разума. Две мухи летали над пустыми чашками из–под кофе, и Камар позвала Сакину убрать поднос. Рабыня, забрав поднос, ушла, плотно прикрыв за собой дверь.
— От этой тайны голова идет кругом! — изрек наконец Увейс, тяжело вздыхая.
В это время с улицы донесся вой собаки, в которую, видимо, бросили камнем, следом раздался певучий крик продавца фиников. Какая–то старуха в отчаянии взывала: «О господи! Избавь нас от такой жизни!»
Закария обратился к Увейсу:
— Муаллим Увейс, ты самый уважаемый и достойный из нас. Скажи нам откровенно свое мнение.
Увейс перевел взгляд с Закария на Касема.
— Конечно, — сказал он, — Касем молодец из молодцов, но о его рассказе я не знаю, что и думать.
Садек, давно уже желавший высказаться, произнес:
— Он честный человек. Я готов поспорить с любым, что он ни разу в жизни не солгал. Он заслуживает доверия, клянусь прахом моей матери!
— И я тоже. Я всегда буду на его стороне! — горячо поддержал друга Хасан.
Касем, обрадованный этими словами, впервые за все время улыбнулся и с благодарностью взглянул на брата. Однако Закария, кинув на сына осуждающий взгляд, сказал:
— Это не игрушки! Подумайте о нашей жизни и безопасности.
Увейс кивнул в знак одобрения.
— Действительно, сегодня мы услышали такое, чего никто никогда не слышал.
— Нет, слышали! — возразил Касем. — Слышали и Габаль, и Рифаа.
