— Господь с тобой, дядюшка Осман, ты напугал мальчика. Что он натворил и где его галабея?
Осман с важным видом объяснил, что господин управляющий застиг мальчишку за купанием в фонтане в его саду и что постреленок заслуживает хорошей порки за то, что пролез в сад у него под носом, воспользовавшись тем, что его сморил сон.
— Прости его, дядюшка Осман, — взмолилась женщина, — ведь он сирота. Это я виновата, недоглядела за ним.
Она тянула мальчика к себе, высвобождая его из цепких рук бавваба, и продолжала упрашивать:
— Я сама его выпорю от твоего имени, но заклинаю тебя твоими сединами, отдай его единственную галабею!
— Из–за этого паршивца меня обругали последними словами. Проклятая улица! И дети на ней хуже бесенят!
Бавваб презрительно махнул рукой, отпустил мальчишку и пошел обратно к дому. А женщина вернулась к себе, одной рукой прижимая к груди Хасана, а другой таща за собой рыдающего Касема…
64.
Любовно глядя на Касема, Закария проговорил:
— Ты уже не ребенок, Касем. Тебе скоро десять лет. Пора приниматься за работу!
Черные глаза Касема засияли от радости.
— Я так часто мечтал, что ты возьмешь меня с собой, дядя.
Закария рассмеялся.
— Тебе просто хотелось позабавиться, а не работать. Теперь же ты разумный малый и можешь помочь мне.
Касем бросился к тележке, пытаясь сдвинуть ее с места, но Закария остановил его, а тетка сказала:
— Осторожнее, а то рассыплешь весь батат, и мы умрем с голоду.
Закария взялся за поручни тележки и приказал Касему:
— Иди перед тележкой и выкрикивай: «Свежий горячий батат!» Внимательно следи за тем, что я говорю и делаю. Ты будешь подниматься к покупателям на верхние этажи. Главное же, хорошенько все запоминай.
— Но я могу сам толкать тележку, — разочарованно проговорил Касем.
— Делай, как я тебе велю! Не упрямься! Твой отец был самым покладистым человеком на свете.
Они зашагали по направлению к Гамалийе, и Касем тоненьким детским голоском кричал: «Свежий горячий батат!» Он не мог нарадоваться тому, что ходит по чужим кварталам и работает, как взрослый мужчина. Когда они добрались до улицы аль-Ватавит, Касем, оглядевшись вокруг, вдруг сказал:
— Здесь Идрис преградил путь Адхаму.
Закария равнодушно покачал головой, а мальчик, смеясь, продолжал:
— Адхам вез тележку, как и ты, дядя!
Тележка двигалась по своему обычному маршруту: через Хусейнию к Бейт аль — Кади, оттуда в ад-Даррасу. Касем с любопытством разглядывал прохожих, лавки, мечети. Наконец они дошли до маленькой площади. Закария объяснил, что это рынок Мукаттам.
— Тот самый Мукаттам, — удивился Касем, — куда убежал Габаль и где родился Рифаа?!
— Да! Но какое нам до них дело?
— Но ведь мы все дети Габалауи. Значит, такие же, как они!
— По крайней мере все мы одинаково бедны, — рассмеялся дядя.
Закария направил тележку в самый конец рынка, дальше начиналась пустыня. Там стояла сделанная из жести лачуга, в которой находилась лавка — в ней продавались четки, благовония и амулеты. Перед входом, на меховой подстилке, сидел старик с седой бородой. Закария остановился перед ним и приветливо пожал ему руку.
— У меня еще довольно батата, — сказал старик.
— Посидеть с тобой для меня приятнее, чем продать тебе батат, — ответил Закария, усаживаясь рядом с ним.
Старик внимательно оглядел Касема.
— Подойди сюда, Касем, — приказал Закария, — поцелуй руку муаллиму Яхье.
Мальчик послушно взял худую руку старца и вежливо поцеловал ее. А Яхья в ответ ласково потрепал вихрастую голову мальчика, разглядывая его смышленое лицо.
— Кто этот мальчик, Закария? — спросил он.
— Это сын моего покойного брата, — ответил Закария, вытягивая ноги на солнышке.
Старик усадил мальчика рядом с собой на меховую подстилку и обратился к нему:
— Ты помнишь своего отца, сынок? Касем замотал головой.
— Нет, муаллим.
— Твой отец считался моим другом, очень хороший был человек.
Касем поднял глаза к полкам, рассматривая лежащие на них товары, а Яхья протянул руку к ближайшей полке и, взяв с нее амулет, надел на шею мальчику со словами:
— Береги его, и он убережет тебя от зла.
— Муаллим Яхья жил когда–то на нашей улице, — сообщил Касему Закария, — в квартале Рифаа!
