Лицо Рифаа засияло от радости, а друзья, поздравив его, снова принялись за еду. Их руки, разламывавшие лепешки, соприкасались поверх блюд с едой. Казалось, они забыли о подстерегавшей их смерти. Вдруг Рифаа заговорил:
— Владелец поместья желал, чтобы потомки его были подобны ему. Но они уподобились ифритам: они глупы, а он не любит глупцов. Так он мне сказал.
Керим с сожалением покачал головой, проглотил кусок и сказал:
— Если бы у меня была хоть частица его силы, все было бы именно так, как он желал.
— Если бы, если бы… Какой толк в этих «если бы». Надо действовать! горячо убеждал Али.
Рифаа тоже возвысил голос:
— Мы сделали немало. Мы беспощадно боролись с ифритами, и каждый раз, как мы изгоняли ифрита, его место занимала любовь. И все это мы делали бескорыстно.
— Если бы нам позволили продолжить наше дело, — печально произнес Заки, — наша улица наполнилась бы здоровьем, любовью и миром.
— А я удивлен, — протестующе воскликнул Али, — зачем мы решили бежать, когда у нас здесь столько друзей!
— Если ты еще не окончательно избавился от своего ифрита, — ответил на это Рифаа, — то не забывай, что наша цель — исцеление, а не убийство. Человеку лучше быть убитым, чем убивать. — Обернувшись к Ясмине, он вдруг спросил: — А ты почему ничего не ешь и не слушаешь?
Сердце Ясмины сжалось от страха, но она поборола его и сказала:
— Я удивляюсь вам, как можете вы так весело беседовать, словно находитесь на свадьбе!
— Завтра, когда ты освободишься от своего ифрита, и тебе станет весело.
Оглядев лица друзей, Рифаа продолжал:
— Некоторые из вас стыдятся быть миролюбивыми, ведь мы дети улицы, на которой уважают только силу. Но сила не только в том, чтобы держать людей в страхе. Бороться с ифритами во много раз труднее, чем нападать на слабых или состязаться в силе с футуввами.
— А награда за нашу доброту, — горько заметил Али, — тяжкое положение, в котором мы сегодня находимся.
— Борьба закончится совсем не так, как они предполагают, ведь мы гораздо сильнее, чем они думают. Мы перенесли борьбу с одной арены на другую. И здесь требуется больше мужества и силы, — уверенно заявил Рифаа.
Они продолжали ужин, обдумывая услышанное. Рифаа казался друзьям настолько же спокойным и уверенным в себе, насколько он выглядел хрупким и скромным. В минуту общего молчания до них донесся голос поэта из ближайшей кофейни. Поэт рассказывал: «Однажды пополудни усталый Адхам присел отдохнуть на улице аль-Ватавит и задремал. Его разбудил шум, и, открыв глаза, он увидел, как мальчишки разворовывают его тележку. Он угрожающе поднялся. Один из мальчишек заметил это и предупреждающе свистнул, толкнув тележку так, чтобы помешать Адхаму погнаться за ними. С тележки посыпались огурцы, а мальчишки, словно саранча, бросились врассыпную. Адхам сильно рассердился, и грубое ругательство сорвалось с его уст. Он принялся подбирать испачканные в грязи огурцы. Гнев, не находивший выхода, все возрастал, и Адхам обратил горячую речь в сторону Большого дома: «Почему гнев твой немилосерден и жесток, как испепеляющий огонь? Почему собственная гордость дороже тебе родных сыновей? Как можешь ты наслаждаться спокойствием, зная, что нас топчут ногами, словно букашек? О могущественный, знакомы ли в твоем Большом доме прощение, мягкость, великодушие?!» С этими словами он ухватился за ручки тележки и стал толкать ее, удаляясь от проклятой улицы. Вдруг он услышал насмешливый голос: «Почем огурчики, дядя?» И увидел перед собой Идриса».
Неожиданно рассказ поэта заглушил истошный женский крик: «Люди добрые, ребенок пропал!»
59.
Время шло, друзья продолжали беседовать, а Ясмину не оставляла мучительная тревога. Хусейну пришло в голову взглянуть, что делается на улице, но Керим удержал его, опасаясь, что его могут заметить и заподозрить неладное. Заки очень хотелось узнать, напали ли футуввы на дом Рифаа. А Рифаа успокаивал его тем, что с улицы не доносилось ничего, кроме звуков ребаба да криков мальчишек. Улица жила обычной жизнью, и ничто не предвещало того, что замышляется преступление. У Ясмины голова шла кругом от тревожных дум, и она вдруг испугалась, что глаза могут ее выдать. Ей было уже все равно, чем кончится дело, лишь бы прекратилась эта мука. Ей хотелось напиться до потери памяти и не видеть ничего вокруг. И еще она думала о том, что она не первая и не последняя женщина в жизни Бейюми и что вокруг мусорных куч всегда собираются бездомные собаки. Главное, чтобы скорее окончилось это мучение, неважно, каким образом. Постепенно шум улицы затих, смолкли голоса торговцев и мальчишек. Сейчас были слышны лишь звуки ребаба. Внезапно Ясмину охватила ненависть к этим людям, которые явились причиной ее мучений.
