Ким, Степан и Василий Науменко вошли в круг. Люди поднялись, но командир сказал:
— Сидайте. Так оно удобней. Разговор шибко важный. Громадяне! — он повысил голос. — Сейчас перед вами выступит товарищ Ким, присланный для оказания нам боевой помощи. Слухайте, шо он кажет.
Хлопки, улыбки… Ким стал в центре круга, и на него тотчас устремились все взоры. Он понимал, что совершает рискованный шаг, открывая себя собравшимся (его утешало лишь то, что он не брился несколько дней и казался бородатым). В то же время он чувствовал, что должен выступить с речью. Но что сказать? Точнее, не что — это известно, — а как сказать. Какие найти слова. Вдаваться в причины временных неудач? Не тот час. Но что они сами-то думают?
— В тяжелое время пришлось встретиться, земляки, — начал Гнедаш. — Я ведь тоже с Украины. И все мои родные — здесь, под оккупацией. Мать, жена, сестры. Даже не знаю, живы ли…
Он остановился, помолчал.
— Бои идут кровавые на всех фронтах. Ленинград осажден. Все же, наверное, до вас дошли слухи: вот уже год, как город в тяжелой блокаде.
— Немцы-то не взяли его? — послышался чей-то вопрос.
— Нет. Пока что. Но, думаю, и не возьмут. Они его предполагали взять к ноябрю сорок первого. Не вышло. Ну, а после разгрома под Москвой они неуверенно себя чувствуют.
— До нас то ще не дошло, — виновато улыбнулся один из сидящих в кругу, — жмут, аж не вздохнуть…
И как бы в поддержку этих слов по рядам пробежал ропот.
— Так будет жать, конечно, что вы думали?! То ж немец, фашист, — вставил Степан Ефимович.
Гнедаш продолжал:
— И нам нельзя сидеть сложа руки. Мы и собрали вас, чтобы сообща подумать, как лучше вести борьбу с фашистами здесь, в тылу врага, в то время как наши братья сражаются там, на фронте.
Говорил он очень недолго, закончил крылатой тогда фразой: «Пусть знают палачи…» Подошел Степан Науменко, обнял его. Начались вопросы — о Москве, о жизни там, на Большой земле. Науменко предупредил: «Товарищи, после митинга не расходиться. Будет деловая часть, все как полагается…»
А затем Ким беседовал с каждым в отдельности. Жителям Остра, Нежина, Козельца, Бахмача, Конотопа, а также сел, расположенных на шоссейных дорогах, он дал задание следить за проходящими немецкими частями, считать танки, орудия, самолеты на аэродромах врага. Многие просили оставить их здесь, в лесу. По совету Кима, Степан Ефимович для начала оставил при отряде небольшую группу — одиннадцать человек. Остальные разошлись поодиночке в разные стороны.
Каждый имел свое задание, о котором знал только он. Среди привлеченных Кимом людей были и крестьяне, и учителя, и служащие. Например, Феня Кисель имела пропуск в киевское гестапо, где служила уборщицей. Бывшая студентка, она хорошо понимала немецкий язык, и Ким возлагал на нее большие надежды, которые впоследствии оправдались. Сельской учительнице Любови Степановне Валюшкевич поручили связи в Чернигове. Она надеялась отыскать бывших своих учеников. Молодым супругам Анне и Павлу Тимощенко Ким поручил установить контроль над Остром.
Среди пришедших Ким обратил внимание на молчаливую девушку в платке — ту, что несколько дней назад вышла к нему и Куркову с корзинкой. Ее звали Маша Хомяк. Ким подошел к ней и сказал: «Вы будете нашей связной… Согласны?» — «Да…» Она осталась и в ближайшие месяцы, выполняя поручение центра, обошла всю Черниговщину.
В отборе людей Киму очень помог Степан Ефимович. Он всю жизнь прожил в этих местах и, кажется, знал всех жителей. В оценке был строг и, случалось, говорил Киму: «Того не привлекай, наш советский, а болтун, без умысла предать может», или: «Этот честный и молчать может, но жидковат, за бабий подол держится» — и кандидатура отводилась. Нашли даже радиста, молодого парня Андрея. Жил в селе Малино. В армию его не взяли по состоянию здоровья. Ким сам ходил к нему. Рассказывают, что он прожил у Андрея два дня, прежде чем открыл себя и заговорил с ним о деле.
Первая беседа.
Ким и Андрей сидят у керосиновой лампы. Жена Андрея, Светочка, ставит на стол угощение — капустные листья, хлеб и несколько тонко нарезанных ломтиков шпика в честь гостя. Муж кивает значительно, и Света достает запыленную, старую бутылку московской водки. Какая же это редкость… Да, пожалуй, это не плохо со всех точек зрения. Чокнулись за победу. Поговорили, Теперь Кузьма Гнедаш был в роли майора Бондарева.
