— Ты труслив, Ижак, как больной заяц, — упрекал он старика, — а зубы у тебя как у старой лошади! Больно было?
— Нет, не больно, — ответил Ижак не слишком уверенно. — Пусть господь заплатит тебе за твою доброту.
Михалко, улыбнувшись, кивнул головой.
— Надеюсь, я не вырвал по ошибке какой-нибудь здоровый зуб?
— Это было бы мудрено сделать, — сказал Ижак. — Ведь на левой стороне он был у меня последним.
— Ну, тогда все в порядке. Когда вернется Ревекка? Он давно должен быть здесь!
— Бог знает, где он шатается! — сказал Ижак со вздохом.
— Ты сегодня что-то очень часто бога вспоминаешь, Ижак. Это значит, наверное, что твоя хитрая старая голова опять замышляет какой-нибудь грех. А между тем о своих свиньях ты забываешь. Поторопись, а то поздно будет.
— Маргарита следит за ними.
— Какое там следит! Он у тебя всегда бегает за девушками. Этот охотник на комаров, — обратился Михалко ко мне, указывая на старика, — наш пеметинский свинопас.
— Еврей — свинопас? — спросил я удивленно.
— А почему же нет? — ответил Ижак. — Четвероногие свиньи — не антисемиты.
— Ха-ха-ха! — громко засмеялся медвежатник. — Это ты хорошо сказал, Ижак. Но как бы ты хорошо ни говорил, тебе все же надо торопиться.
— Дай мне на дорогу немножко табаку, Григори. После твоих рук у меня сильно болит во рту.
Старик с апостольской бородой набил табаком Михалко свою грязную глиняную трубку, разжег и, кряхтя, встал.
— С этим несчастным зубом ты украл у меня, Григори, целый час… Ну как, придешь вечером?
— Приду. Если Ревекка вернется, приведи с собой.
— Значит, медведь испугался тебя? — снова обратился ко мне Григори, когда старый Ижак ушел.
— Ему и в голову не пришло пугаться! — ответил я.
— А ты испугался?
— Очень.
— Это хорошо, — крикнул Михалко. — Хорошо не то, что ты испугался, а то, что ты откровенно признаешься в этом. Ну, ладно. До сих пор ты в школу ходил?
— Да.
— Учился?
— Да, учился.
— Если учился, то можешь, должно быть, сказать мне, как велика Россия? Если знаешь, скажи.
Я сказал ему.
— Ладно. А можешь ли мне сказать, насколько Россия больше Венгрии?
— В семьдесят один раз, — ответил я после краткого вычисления в уме.
— Вижу, ты действительно учился, — сказал Михалко. — А можешь ли ты мне сказать, кто был Карл Маркс?
Вопрос этот до того поразил меня, что я несколько секунд медлил с ответом.
— Могу. Он был основателем научного социализма.
— Правильно. Теперь скажи мне еще одно. Знаешь ли ты, кто такой Янош Фоти?
После Маркса — Янош Фоти? Я думал, медвежатник шутит. Но большие голубые глаза Михалко смотрели на меня так серьезно, почти испытующе, и его твердое лицо было так строго, что я и на этот вопрос ответил вполне серьезно.
— Случайно знаю. Это берегсасский социалист. Когда он организовал забастовку на кирпичном заводе, я жил еще в Берегсасе. Тогда я видел Яноша Фоти.
— Вижу, у тебя голова на месте, — сказал Михалко. — Но все же, если медведь, которого ты испугался, оказался бы не самцом, а самкой, вряд ли ты сидел бы теперь у меня. А было бы жаль. Надеюсь, ты будешь часто приходить ко мне в гости. Как-нибудь возьму тебя с собою охотиться на медведей.
Кузница стояла около шоссейной дороги. Вдруг со стороны шоссе послышались звуки флейты и заунывное, протяжное пение:
Дайте мне костей,
Да потяжелей!
Старую одежду не жалей!
Будет вам за тряпки
Шелковый бант.
Маленьким ребяткам —
Звонкая труба!
— Ха-хо! Ха-хо! — крикнул Михалко. — Ревекка приехал!
Со стороны шоссе появилась низкая, плечистая фигура еврея с рыжей бородой. Пел он. За спиной у него висел большой узел из зеленого сукна, в левой руке он держал пестрый зонтик.
— Сюда, Ревекка, сюда!
Через несколько секунд Михалко уже пожимал коробейнику руку.
— Новости есть, Ревекка?
— Лучше бы их не было!
— Иван, — обратился Михалко к младшему сыну, — проводи своего приятеля домой.
На прощание медвежатник протянул мне руку, которая по величине могла бы служить веслом для дунайской лодки.
— Скажи мне, — спросил я по дороге Ивана, — почему у этого рыжебородого женское имя?
Иван осторожно огляделся. Хотя поблизости никого не было, он все же ответил шепотом:
— Старик Шенфельд, свинопас, дал обоим своим сыновьям женские имена, чтобы их не забрали в солдаты.
