Летом 1904 года по приглашению престолонаследника Австро-Венгрии, эрцгерцога Франца-Фердинанда, в Марамарош-Сигет приезжал охотиться па медведей германский император Вильгельм. Марамарошский вицеишпан представил великому императору медвежатника Михалко. Император желал посмотреть, как Григори идет на медведя с ножом. Григори согласился продемонстрировать свое искусство императору, и не его вина, что марамарош-сигетские медведи предпочли избежать встречи с императором и находившимся в его свите медвежатником.
Вицеишпан мобилизовал население четырнадцати деревень в качество загонщиков медведей. Несколько тысяч человек трудились над тем, чтобы загнать хоть одного медведя под дуло именитого гостя. Загонщики подняли адский шум, кричали как бешеные, били в тазы и кастрюли, но медведи, как назло, нигде не показывались.
Император обиделся. А скрывать свое мнение он не привык. Когда к нему явился для прощальной аудиенции марамарошский вицеишпан, который, наверное, рассчитывал получить какой-нибудь красивый прусский орден, высокий гость набросился на него!
— Так вот оно, хваленое венгерское гостеприимство! Благодарю вас! Этого я не забуду!
Франц-Фердинанд сказал вицеишпану лишь несколько слов:
— Скандал! Это называется администрация!
— Подождите, подлые русинские, еврейские медведи! — бесновался вицеишпан. — Я вам покажу!
А так как медведям он отомстить не мог, то обрушил свой гнев на загонщиков. Он велел арестовать тридцать человек. Остальных же наказал тем, что не уплатил им денег за трехдневную работу.
Однако Михалко-медвежатнику вицеишпан почему-то все-таки выдал поденную плату за три дня — всего один форинт и пятьдесят крейцеров. Это было последним административным мероприятием вицеишпана.
На следующий день была получена телеграмма из Будапешта от министра внутренних дел. Министр устранил вицеишпана с занимаемого им поста — за «непатриотическое поведение».
После отъезда высокопоставленного охотника Григори отправился в глубину леса один, вооруженный двумя длинными обоюдоострыми ножами, и в течение недели распростились с жизнью четыре медведя, в том числе одна самка, которая и среди медведей является наиболее опасным существом.
Обо всем этом я узнал в пеметинском клубе, не сразу и не в такой связной форме, иногда даже с противоречащими друг другу подробностями.
Клубом в Пемете служила кузница Михалко. Клуб находился в открытых сенях. Крыша из дранки держалась на четырех деревьях. Обстановка состояла из горна с ручным мехом, одной большой и двух маленьких наковален, молотов, молотков и щипцов. А главное — там было шесть-семь толстых пней, на которых могли устроиться гости. У Михалко всегда были гости, приносившие новости или приходившие к нему за известиями.
Когда мы переехали в Пемете, там имелась уже контора начальника уезда, жандармские казармы и школа. Деревня не служила больше убежищем; не в Пемете шел теперь народ, а бежал оттуда в Америку, где в те времена можно было заработать.
Для внешнего мира Пемете открыл немец Ульрих Грюнемайер. Этот Грюнемайер, или, как его прозвал народ, «Богатый немец», бывший, вероятно, при жизни спекулянтом средней руки, со временем вырос в легендарную фигуру.
Если надгробный памятник — достаточное доказательство того, что человек жил, то я собственными глазами убедился, что Ульрих Грюнемайер был не каким-нибудь сказочным героем, а настоящим человеком из плоти и крови. На кладбище в Пемете я видел памятник из черного мрамора с надписью:
Здесь покоится
герой и мученик борьбы за цивилизацию
господин Ульрих Грюнемайер
1827–1875
Чаю воскресения мертвых
Если господин Ульрих Грюнемайер когда-нибудь действительно воскреснет, то я серьезно советовал бы ему произвести этот акт где угодно, только не в Пемете. Потому что там ему не дали бы даже вздохнуть после воскресения и сразу бы, тут же на месте, вновь укокошили. Жители Пемете, — а это Ульриху Грюнемайеру следовало бы знать лучше, чем кому-либо другому, — всегда были мастерами на такие дела.
Будучи ребенком и позже я очень часто слышал рассказы об Ульрихе Грюнемайере, которого в результате этого знаю лучше, чем многих своих личных друзей. Знаю, например, что Ульрих Грюнемайер был тучный, высокий немец со слегка сутулой спиной, белой кожей, красным лицом и светлой бородой. У него были голубые глаза, один из которых смотрел немного вкось. Он часто смеялся, слишком громко и немного хрипло. Любил много и хорошо покушать, выпить и с утра до вечера курил сигары. Кончик сигары он жевал, как дети конфету. Девушек он тоже не чуждался. Ему нравились молоденькие, почти девочки.
