«Вот еще один… Помре…»
А во сне он видит: будто
В упоении страстей
Он в подвале самолично
Душит маленьких детей.
Но опять же эти дети
Не желают помирать
И вокруг него, как бесы,
С визгом носятся опять.
Он очнулся от кошмаров
Ровно в семь часов утра
И припомнил моментально
То, чем занят был вчера,
И хватает он газету
И читает без конца
Ту статейку, что состряпал,
Где зарезал молодца!
Вы, наверно, догадались,
Кто таков он, сей Рамзес.
Это критик, что поэтов
Обрекает на зарез!
Как он гордо выступает,
До чего он убежден,
Что читается он всеми
И считается вождем!
Он идет и что же? — Видит,
Перед ним с поклоном снял
Шляпу тот, кого вчера лишь
Он в газете закопал!
И Рамзес в негодованье:
«Это негодяй вдвойне!
Я его подверг разгрому,
Он же кланяется мне!»
Он идет, а люди смотрят
Мимо или свысока
И его обходят, словно
Должники ростовщика.
Но когда на свет выходит
Новый молодой поэт, —
Таковому от Рамзеса
Никакой пощады нет.
Одержимый озвереньем,
Он хватает словари,
Он листает фолианты
От зари и до зари.
Он и русских и французов
Всех по пальцем перечтет, —
Всех за шиворот он тянет,
Всех в свидетели зовет.
И находит, что в поэте
Нет таланта ни-ни-ни,
Что он богу Аполлону
Не приходится сродни.
А затем пойдут в цитатах
Древний римлянин и грек
Для того, чтоб все сказали:
«Вот ученый человек!»
И при этом он с презреньем
Всех глупцами объявил,
Кто к таланту молодому
Благосклонность проявил.
Как жалка страна, в которой
Не признают нипочем
Тех мыслителей, что бьются
С разным грязным дурачьем!
Если ж кажется, что сразу
Не добит еще юнец, —
Он немецкую цитату
Пустит в дело и — конец!
Поздний час. Рамзес склонился
Над столом с пером в руках
И заснул тореадором
В собственных своих глазах.
Барабел сидит в унынье,
Барабел совсем иссяк —
Все, за что он ни берется,
Не идет ни так ни сяк.
«Нет! Какое невезенье!
Прямо бейся в стенку лбом!
Кем я в этой жизни не был?
Не был разве лишь попом!
Был суфлером, педагогом,
Был писцом, держал кабак,
Даже сиживал в кутузке —
И всегда, всегда бедняк!
Но не стоит тратить время
И утраты вспоминать,
Надо что-нибудь придумать,
Надо что-то предпринять!
Осенило! Есть идея!
Я утешен! Я спасен!
Этой осенью ребячий
Открываю пансион!»
Барабел к себе сзывает
И сажает за столом
Тех, кто пайщиками будет
В предприятье деловом.
Есть у каждого занятье,
Роли есть у них у всех!..
Все друзья! Все компаньоны!
Обеспеченный успех!
С той поры пять лет промчалось —
Средь огромного двора
Против здания большого
Веселится детвора!
Шум, конечно, несусветный,
И на этот гам и крик
В грозном облике директор
Неожиданно возник!
Он грозит, он что-то пишет
В книжке и в конце концов
Отдает приказ по кухне:
— Без обеда сорванцов! —
А настанет час обеда —
Приказанье он дает,
Чтобы повар накормил их,
Но тайком, за ихний счет.
И в конечном результате
Он проводит точный план:
Их карманные расходы
Переправить в свой карман.
Что ж касается ученья,
Мы о нем не говорим.
В институте Барабела
Люди заняты другим.
Дисциплина! Все на свете
Для нее лишь для одной.
Днем и ночью сам директор
Ходит с книжкой записной.
Все проходит в этом мире,
Все на время, все пока…
Кто узнает в Барабеле
Барабела-бедняка!
И не спрашивайте: кто он?
Где он взял свой аттестат?
Не мешайте! Он внедряет
Дисциплину меж ребят!
Экий гордый! Экий важный!
Я взглянул — и оробел!
Отойдите! Дайте место!
Вот директор Барабел!
