Меня душат стены… что я вижу из маленького окошка, выглядывающего в переулок?.. стену соседнего дома… и все…
Уже девять вечера, темно и мне страшно. Я стала бояться темноты…
Ну и каракули, сама с трудом разбираю…
Никуда я не уеду, все это планы, а планы хороши в мечтах, но плохо кончаются…
Кто-то мне говорил, что мы больше всего страдаем от наших добрых поступков…»
Пауза на год, потом одно за другим несколько писем.
«Я вышла замуж и я счастлива. Наверное, это звучит как-то глупо, по-детски, но это так…
В детстве я была некрасивой и неуклюжей и я всегда делала то, что мне скажут, что надо было делать, то, это… не знаю почему, но я всегда чувствовала себя виноватой, а с ним я обрела уверенность…
Его зовут Иосиф. Он дипломат. И его дядя дипломат, он на пенсии, производит впечатление человека не слишком искреннего и довольно-таки боязливого, однако каждый раз, когда я его вижу, у меня голова идет кругом, я чувствую слабость в ногах…»
«Может быть мои подозрения нелепы, но, мне кажется, дядя Иосифа читает мои письма и не из обычного любопытства, а из иных, более скверных побуждений, поэтому, если захотите написать мне, пишите по старому адресу. Прошу вас, будьте осторожнее…»
«Подчерк просто ужасный, сама едва разбираю. Не сердитесь на меня, просто у меня масса неприятностей и я все больше теряюсь и путаюсь…
В этом доме мне ужасно холодно…»
«Прошлой ночью я слушала музыку и, наверное, заснула, ожидая Иосифа. Вдруг я проснулась, как от толчка, вижу, открывается дверь и входит дядя Иосифа. Стараясь преодолеть смущение, он поймал шнур от звонка, ускользающий от него и стал читать какие-то темные стихи. Потом он увлек меня к двери во флигель, где я еще не была, и я ознакомилась, впрочем, ничему не поражаясь, с домом и вещами, доставшимися ему от прежнего жильца. Мы вышли на террасу, затянутую проволочной сеткой, красной от ржавчины, спустились по жутко скрипящей лестнице к высохшему бассейну, доверху наполненному гнилыми листьями, обошли комнаты нижнего этажа и поднялись в его кабинет с обшарпанной, разваливающейся мебелью, расставленной в беспорядке. На стенах, обтянутых гобеленами, висели картины, похожие на снимки, сделанные при дурном освещении. У камина я наткнулась на чучело шакала, вдруг оскалившегося на меня. Я невольно заслонилась руками и села на кушетку, полистала какую-то книгу, потом подняла слуховую трубку давно отключенного, как мне казалось, телефона, и вдруг услышала далекий и тревожный голос женщины, в речь которой вмешивались фразы на французском языке. Изумленная, я передала ему трубку. Он повесил трубку, неожиданно обнял меня и стал уверять, что я должна его спасти…
До сих пор в ушах стоит его лепет… потом… я не осмеливаюсь не то что написать, но даже вообразить себе то, что было потом…
Этот бездушный и бесчувственный старик играл роль испуганного мальчика, знавшего лишь книжную действительность…
К себе я вернулась едва живая, в одном халате, мокрая, трясущаяся, я не могла произнести ни одного внятного слова. Больше я не хочу видеть ни Иосифа, ни его дядю…
(Несколько строчек вычеркнуто…)
Который день идет дождь, в комнате не топлено, двери разбухли, не закрываются, кругом сквозняки, так холодно и я так устала, ужасно хочу спать, нет больше сил писать… я уже сплю и улыбаюсь, думая о вас…»
P.S.
«Почему вы молчите? Я вас чем-то разочаровала?..»
В тот же день пришло еще одно короткое письмо.
«За окном все тот же город, которого нет и который, тем не менее, существует…
Опять идет дождь…
Прощайте…»
Дверь камеры натужно заскрипела, приоткрылась.
— Выходи… ну, чего ты ждешь, второго пришествия…
Серафим вышел, плохо понимаю, куда его ведут. Весь день Следователь расспрашивал его о Графине, о которой он мало что знал.
Окончательно очнулся он уже на улице. Вокруг ни души, лишь тьма и тени, сползающиеся к нему и так угрожающе, что холод пробегал по спине.
Серафим запахнул полы плаща.
Уже светало. От реки полз туман. По плечи погруженный в туман, он постоял на углу улицы, хмуро и тревожно поглядывая по сторонам.
«Почему они меня отпустили?.. странно, даже более чем странно… что за игру они затеяли со мной?..» — Какое-то время Серафим шел вдоль набережной, размышляя обо всем этом. На минуту он приостановился у дома, в котором когда-то жила Сарра. Мысленно он уже поднимался по лестнице черного хода на второй этаж, повернул налево, потом направо и столкнулся с Иосифом.
