С мужиком была согласна вся камера.
Перед поездкой Коля прочитал в «Крокодиле» стихи Евтушенко и среди них — «Дитя-злодей»— Молниеносно «Комсомольская правда» напечатала ответ «Дитя-злодея», и ему понравились последние строчки:
Мне очень жаль, вы оболгали
своих друзей,
Я грубоват, чего ж вы ждали,
Дитя-злодей.
И написал в «Комсомолку». Он ругал автора и советовал ему сходить к могиле Сталина и низко-низко поклониться.
Летом слушал стихи Евтушенко в исполнении народного артиста и поговорил с ним. Тот был без ума от поэта и хвалил его, возражая Коле.
У артиста узнал: Евтушенко живет в Москве на Котельнической набережной, в высотном здании. «Хорошо, — подумал он, — осенью буду в Москве, и встречусь с ним».
Петров ехал к высотному зданию. «Надо попасть с самого утра, пока он дома». Хотелось спросить Евтушенко: «Мне нравится ваша поэзия, но почему ненавидите Сталина?»
Туманный рассвет медленно вставал над Котельнической набережной. Шпиль высотного здания с пятиконечной звездой терялся в тумане. Обошел дом и встал напротив центрального входа. Из дверей выходили солидные люди. Вот по ступенькам спускается полковник, следом шикарно одетая дама. «Да, не пропустят меня. На входе швейцар. Ишь, скажет, к Евтушенко захотел. Иди-иди, не мешай людям», — подумал он и, закурив, пошел во двор.
Во дворе стоят легковые машины. Некоторые обтянуты чехлами. «На нашем квартале, — подумал Коля, — все внутренности растащили бы, и остались одни чехлы».
«Как попасть к Евтушенко? Кого спросить? Эти магнаты не помогут».
У одного из подъездов в черном халате копошился дворник. «Он-то мне и нужен».
— Здорово были, — сказал Коля.
— Здорово-здорово, — весело ответил дворник.
— У меня дело на сто тысяч и вы мне поможете.
— Что за дело?
— Я живу в Волгограде, здесь проездом, люблю поэзию Евтушенко. Очень хочется с ним встретиться. Но в этот дом не попадешь. Я несколько раз в справочном узнавал номер его телефона, но не говорят.
— Подожди. Может, помогу.
Дворник закончил работу, и они пошли по двору.
— Тебя как зовут-то?
— Коля.
— А меня дядя Саша.
Дворнику лет пятьдесят. Подошли к подъезду.
— Я живу на втором этаже. Занесу халат.
Дядя Саша вернулся быстро.
— Так, значит, любитель поэзии Евтушенко?
— Да-а-а…
— Идем на пульт. Узнаю номер телефона и номер квартиры. В этом доме я работаю электриком, а дворником на полставки…
— Так вы в этом доме по квартирам ходите?
— Хожу.
— А кто здесь еще живет из знаменитых?
— Из знаменитых? Зыкина живет. Я как-то выключатель у нее ремонтировал. Быстро исправил, и она трояк дала.
— Хорошо здесь бросают на лапу?
— По-разному. Кто-то даст, кто-то нет. Даст — хорошо, не даст — и на этом спасибо. Ну, пошли на пульт.
Коля последовал за дядей Сашей и они спустились в подвальное помещение высотного дома. За столом, перед приборами, немолодая женщина. Дядя Саша поздоровался и спросил журнал, сказав, что забыл номер квартиры одного жильца, и стал листать. Напротив фамилии «Евтушенко» стоял номер квартиры и четырехзначный номер телефона.
— А почему у него четырехзначный номер телефона? — спросил Коля на улице.
— Три первые цифры у всех одинаковые. Зайдем ко мне в гости.
Он жил в двухкомнатной служебной квартире. Жена напоила чаем с печеньем и, когда они вышли, дядя Саша сказал:
— Я второй раз женат. С нами живет ее дочь. А деньги женщинам нужны. Вот я и кручусь на двух работах.
— Дядя Саша, зайдемте в магазин, я возьму бутылку.
В магазине у дяди Саши все грузчики знакомые. Петров купил бутылку, и они распили ее в подсобке на троих. Угостили грузчика.
Коля рад, хоть и не попал к Евтушенко, зато узнал номер телефона. И сколько ни звонил, трубку снимала жена и спрашивала: «Кто?» Один раз назвался земляком со станции Зима, но поэт к телефону не подошел.
В Москве много где побывал: порыскал по музеям, взлетел на скоростном лифте в Останкинской телебашне в ресторан «Седьмое небо», сорок пять минут Золотой зал крутил его над столицей.
В Третьяковской галерее старушка-гардеробщица попросила подождать. Когда около гардероба никого не осталось, взяла плащ и через барьер помогла Коле одеться. Было так стыдно — старая женщина услуживает ему, молодому, что он готов был оставить плащ, шляпу и ломануться из Третьяковки. Гардеробщице надо дать чаевые, но сколько?