Одна лысуха ловила что-то мелкое в идеально прозрачной воде под невысокой набережной, а я смотрел сверху.
Лысуха — как все, кто носят черное с белым, — элегантная птица. Черный атлас и белый крахмальный чепчик, как на голландских портретах. Фон — зеленые переливающиеся водоросли.
Время от времени, чтобы не сносило течением, лысуха собирала свои невероятно длинные, как у всех пастушковых, пальцы стиля модерн в жменьку и делала мелкий гребок.
Лебедь же стоял на самой стремнине против течения. Сильная птица, вот и выгребает против потока. Время от времени, согнув шею, он надолго опускал голову в воду и, как я понимаю, просто глотал все, что приносила струя. Это и называется: галушки сами в клюв летят.
* * *
У всех есть фоновые знания. Я, например, не могу точно сказать, откуда я знал названия Падуя (университет?), Верона (Шекспир, Данте?), Виченца (Палладио?). Знал — и всё. Они входили в комплект моих представлений об Италии. Так как Италия никогда специально меня не интересовала и я туда совершенно не собирался, то и где расположены эти города — не особенно представлял. Где-то на севере (это понятно), но, например, узнав, что от Венеции до Падуи меньше 40 километров, был несколько огорошен.
Но название Тревизо я не слышал никогда.
Собираясь выезжать из Венеции, я погуглил слово «Венето» и узнал, что в двух шагах от Венеции, кроме Падуи, Виченцы и Вероны (эта, кстати, подальше), есть еще и Тревизо. Что за Тревизо такое?
Беспомощные интернет-путеводители сообщили, что Тревизо — это «маленькая Венеция», там все очень маленькое, миленькое, тихое и провинциальное, есть картины хороших художников (где же их нет), и там — вот радость-то! — изобрели тирамису.
Я сразу решил поехать в Тревизо, благо дороги полчаса, как до Павловска. Мне кажется, что самое интересное всегда в тех местах, о которых мы не имеем ни малейшего понятия.
Я пока не видел в Италии (впрочем, не так уж я много видел) города прекрасней Тревизо.
(Венеция — не в счет, Венеция — это не Италия, а Венеция.)
Вот почему это так?
У одних городов, художников, писателей есть репутация, есть проекция в массовом сознании, а у других — нет. С их качеством это, понятное дело, никак не связано.
Почему?
* * *
На площади перед синьорией выступали шотландские волынщики и трубачи-берсальеры.
Берсальеры — и это главный фокус, делающий их непобедимыми и несокрушимыми, — прибежали, играя на бегу марш.
Молодые шотландцы в количестве четырех были, напротив, малоподвижны. Я впервые разглядел настоящих шотландцев с такого близкого расстояния и выяснил, что они обвязывают гольфы шнурками от ботинок. Завязывать шнурки на лодыжках — покруче будет, чем мужикам ходить в юбках. Один шотландец был огромен, другой — почти карлик с оттопыренными ушами, еще двое нормальных размеров. Все похожи на тумбы в килтах «Роял Стюарт» — красный с зелененым.
Перспектива искажена. Шотландка непроизвольно вызывала раздражение, ассоциируясь с формой, которую снова стали протаскивать в школы. Но тут шотландцы заиграли на волынках. Мне показалось, что это громко, воинственно и как-то скрипуче.
За волынщиками ходил еще один шотландец и по очереди дул им в вертикально торчащие трубы. Продувал, что ли?
После шотландцев заиграли берсальеры. И так по очереди: веселая оперная медь, несмазанное скрипение, медь, скрипение.
Берсальеры были в берсальерских плоских шляпах, сдвинутых на самый-самый бекрень. Вдруг поднявшийся холодный ветер ерошил черный плюмаж из фазаньих перьев. Судя по возрасту и полу, это были какие-то нестроевые берсальеры. Например, два старых старичка. А валторнист — вообще девушка. Хорошенькая, в очках и круглощекая. (Впрочем, там все — и шотландцы тоже — были круглощекие. Профдеформация.) Между прочим, ей эта шляпа a la «Незнакомка» Блока очень шла.
* * *
Всё, что угодно, — только не путеводитель.
И все-таки поступлюсь принципами.
Если вы в Венеции больше чем на неделю, обязательно съездите еще куда-нибудь. Хотя бы ради самой Венеции. Потому что только так можно понять, что Венеция — не Италия.
Например, пока в Треченто люди дело делали, в Венеции была глухая Византия. Я не против Паоло Венециано. Но представьте себе, что в Москве Рублев, а в Твери — Джотто. И Москве наплевать на Тверь, а Твери — на Москву. Я, конечно, утрирую, но не сильно. Они на самом деле не замечали друг друга. А что недалеко, так какая разница. Представьте себе в 1937 году разницу между Ленинградом и Выборгом.
