Из Венеции: дневник временно местного - страница 12

Осваивая Сан Марко и окрестности, подсознательно боялся переходить Риальто, а перейдя — не уходил далеко. Идентичность отрастает быстрей, чем оторванный у ящерицы хвост. Мы — сан-марковские, а что там за Большим каналом — бог знает. Санто Кроче вообще как Охта: и там и там я был всего пару раз в жизни.

Сегодня наконец решился. Двинулся короткими перебежками, от церкви к церкви. Сразу понял, что все не то и не так. Много неожиданно больших площадей. Вот зачем вам, жители Сан Поло, такие большие площади?[12] Неразумно это и как-то не вполне прилично. Но есть и там — будем справедливы — красивые дворцы и древние церкви.

Кстати о древних церквях. Судя по табличкам, многие приходские церкви, построенные первоначально в VII–IX веках, разбросаны по всему городу. То есть никакого древнего центра не видно. Выходит, весь остров был заселен сразу. И палаццо попадаются везде, кроме совсем уж далеких окраин. А где жили бедные люди?[13]

Чтобы стать настоящим центром, надо быть периферией всех центров. Венеция — это западная окраина Востока и восточная — Запада, северная — Юга и южная — Севера. Глухие задворки Византии, задний двор католического мира на границе с исламом и православием. От нее одинаково близко до итальянцев (когда-то венецианцы ими не были), немцев, славян, венгров, греков и турок. Одним словом, центр мира.

Иду по чужому берегу и вдруг налетаю на готический собор Санта Мария Глориоза деи Фрари. С утра и без предупреждения — это, прямо скажем, нелегкое испытание. Собор-то построен в XIII–XIV веках и размером с парижский Нотр-Дам, но незаметен в толпе соплеменных домов. Больно улицы узкие. А там и оба Виварини, и Беллини, и Тициан, и Ломбарди, и все, что было раньше, и все, что было потом. А у меня час до вапоретто, и хотя я, в общем, понимаю, куда идти, но немного трушу опоздать. По собору перемещаюсь бегом, но в то же время и в некоторой прострации. (Я туда, понятное дело, еще вернусь.) И, представьте себе, от ужаса все хорошо запомнил.

Вышел на набережную Большого канала. У пристани стоит неказистая и оттого гораздо более аутентичная большая гондола с двумя гребцами (один — на носу, другой — на корме) и собирает пассажиров. Перевозят через Канал на нашу сан-марковскую сторону: за два евро — иностранцев, а по предъявлении прописки — за 0,75. К этим харонам преспокойно садятся какие-то вполне приличные люди в костюмах и с портфелями. Я тоже шагнул на борт. Ехал стоя, хотя можно было сесть на низенькую скамеечку. Почувствовал, как под доской пружинит и качается соленая вода. И не надо тратиться на гондолу. Что я, китайский молодожен, что ли!

Большая белая цапля — белее, чем итальянский морской офицер, но такая же подтянутая и педантичная, деловито обходит вверенное ей болото.

Во время поездки на Торчелло, я, кажется, лучше понял, что такое Венеция и лагуна. Это очень похоже на дельту Волги. Очень! Унылые мелководья, бесконечные солоноводные рыжие болота, отмели, заливаемые в высокую воду, старицы, оставшиеся от наводнений.

Сырые, низкие острова, заросшие камышом, ольхой, тамариском, и все это густо перевито плющом и ежевикой. Огромные пространства дикой природы, где кишат рыбы и птицы и совсем нет места человеку.

Думаю, что когда люди стали прятаться от сухопутных неприятностей в лагуне, они не столько пытались положить между собой и варварами водную преграду (море само по себе не преграда, вандалы из Африки атаковали Италию), сколько ушли в плавни, где надо знать мели и протоки в камышах. Такая понизовая вольница[14].

Малая белая цапля (вдвое уменьшенная копия большой) прилетела на Большой канал, села на причаленный у барочного собора Сан Стае катер и стала с равнодушной брезгливостью смотреть на то, как чайки потрошат на пристани мешок с мусором.

Арсенал — главное место в Венеции. Прекрасные в своем однообразии индустриальные корпуса XVI века. Они поражают сильней любого готического собора.

Судя по заржавевшим подъемным кранам, Арсенал перестали использовать по назначению недавно, лет двадцать тому назад. Когда видишь, где ковался оборонный щит Тишайшей республики, с помощью которого она нападала на всех подряд, становится безоговорочно понятно, в чем сила, брат. Смертельный оскал львиных морд на красном кирпиче, тихая вода прямоугольного бассейна, на который смотрят распахнутые эллинги, и, главное, бесконечные внутренние объемы, в которых сейчас проходит архитектурная биеннале. Самый главный павильон — коридор метров пятьсот длиной, в котором однообразный ряд массивных колонн поддерживает с двух сторон высокие хоры под еще более высокой кровлей. Это не фантазии Пиранези, это гораздо убедительней.