Похоже, что латинский парус — это такая венецианская скрепа. Почему Италия из самой передовой страны Европы превратилась в скрепохранилище? Почему самые предприимчивые и самые успешные во всей Европе итальянцы стали итальянцами ленивыми и отсталыми?
Там же привезенная с острова Сардиния лодка, сделанная из пучков тростника. На таких еще недавно ловили рыбу в тамошних озерах. Шумер, Египет, Сардиния.
Ходить по Венеции — все равно что ходить по грибы. Все церкви прекрасны. Но, допустим, в Сан Джованни ин Брагора — поразительный Чима ди Конельяно и оба Виварини, а в соседней, такой же древней, Сан Мартин — только какой-то нелепый конец XVIII века. Хотя и там есть свои подберезовики: мраморный алтарь работы Туллио Ломбардо и выразительное каменное распятие начала XIV века.
Вчера по моему кабинету в университете бегала крохотная ящерица. А в Петербурге никто не бегает, наверное, потому, что там у меня нет кабинета.
Если глядеть с Сан Серволо, то слева видны сады на изнанке острова Сан Джорджо, а справа — роскошный парк на хвосте Венецианской Рыбы. И вся Венеция кажется прекрасным зеленым садом, встающим из зеленых (но это совсем другой зеленый) вод лагуны. А на самом деле, в центре города — только стены. Вот как много зависит от точки зрения!
Низкая вода за четыре часа сменилась высокой. Мелкие волны стали осторожно плескать на набережные и тихой сапой ползти в подворотни.
Потом опять все вернулось к среднему уровню. Море — вопреки классику — не смеется, оно — дышит.
От площади Сан Марко до моста Риальто (я живу как раз в этом районе) толпы туристов протискиваются по узким улицам то в одну, то в другую сторону. Будто кто-то крутит ручку мясорубки сначала по часовой стрелке, а потом — против.
Венеция — пустынный, пустеющий город, вроде северных деревень. Стоит выскочить за круг туристических маршрутов (а на это нужно всего десять-пятнадцать минут) — и ни души. Этажи, а то и целые дома стоят с глухо закрытыми деревянными ставнями. Особенно это заметно вечером, когда видны светящиеся окна и то, как их мало.
Остров был полностью заселен к XIV веку. Тогда на нем жило двести тысяч человек, и это был второй (после Парижа) город Европы. Потом эта цифра держалась, падая во время очередной чумы и снова быстро восстанавливаясь, вплоть до начала ХХ века.
Сейчас в исторической части Венеции живет пятьдесят тысяч человек.
Мальчики с темно-русыми волнистыми волосами убежали с картин, алтарей и карнизов и колотят мячом в стену готического собора.
Венецианцы разговаривают небыстро и разборчиво.
Город будто боится, что ты ему не веришь (не веришь!), и пускает по каналам катера с надписью «Скорая помощь», или — «Карабинеры», или — «Налоговая полиция».
На роскошном парохете, вышитом в XVII веке добродетельной вдовой для Испанской синагоги, с горы Синай текут быстрые реки и, пробурлив под арочными мостами, впадают в синее море. Море омывает стены Иерусалима. По морю ходят галеры.
Из семи районов Венеции я освоил два с половиной, а ведь есть еще окрестности.
Город невелик, но невообразимо густ. За час, разиня рот, проделываешь путь, который абориген проходит за десять минут.
В рабочие дни у меня есть два-три часа до начала занятий, и я отправляюсь куда глаза глядят. Более или менее стал чувствовать направление (в Венеции это не так просто) и не боюсь опоздать на вапоретто.
Утренний рынок Риальто. Сегодня поспел к продаже рыб и гадов. Снейдерс, да и только. Видел даже угрей. У марлина — огромные глаза, смотрящие на все со стеклянной укоризной. Почему-то самая дешевая рыба — мелкая барабулька. А у нас на Черном море она считалась деликатесом. Крупная барабулька чуть дороже. Зато, наоборот, крупные каракатицы дешевле мелких. Осьминоги, все одинакового размера и распяленные на прилавке ртом наружу, а щупальцами — во все стороны, лежат как хризантемы. Масса неожиданных ракушек (это я не про мидии или гребешки) и членистоногих, про которые никогда бы не подумал, что они съедобны. Самые мелкие крабы — живые и шустро бегают в глубине корзины. Это как если бы начали туда-сюда бегать семечки в мешке уличной торговки.