Он заметил глыбы мрамора, разбросанные по всему двору, автофургончик возле стены, маленький подъемный кран. Что, если дело примет серьезный оборот?…
— Почему у вас такое хмурое лицо? Что случилось?
— Ничего, — ответил он.
Ничего и не случится, уж во всяком случае, при ней он ничего не сможет предпринять. Лучше забыть о пистолете в заднем кармане брюк. Он «сохранит инкогнито».
— Я не откроюсь им, но и вы, Анна Карла, ничему не удивляйтесь.
Жестом шустрой старушки она опустила очки на нос и пристально на него посмотрела.
— Бух-бух, человечий чую дух? — сказала она без тени улыбки.
— Будем надеяться.
— Вы думаете, убийца скрывается здесь?
— Кто знает… Давайте пока что займемся братьями.
Они направились к навесу. И тут из зеленого дома вышли мужчина и мальчик лет десяти и двинулись им навстречу. Мужчина — коренастый, низкорослый, почти совсем лысый, с волосатыми ручищами и грудью — был в такой же рубахе, как у Баукьеро, и фланелевых, хорошо отутюженных брюках. На руке у него был золотой хронометр с браслетом, тоже золотым.
— Добрый день, — сказал мужчина на ходу. — Что вам угодно? — Голос не просто резкий, а лающий, улыбка заученная.
— Вы владелец мастерской? — спросила Анна Карла с ярко выраженным иностранным акцентом. — Синьор… — она сверилась с желтой карточкой, — Дзаваттаро?
— Да, я, — подтвердил мужчина, останавливаясь и разглядывая их из-под густых черных бровей. Он подтолкнул мальчика: — Позови Беппе.
— Мне дали ваш адрес… мои голландские друзья. — Она говорила медленно, будто с трудом подбирая слова.
Дзаваттаро почесал мозолистой ручищей темный череп и уставился на носки ботинок.
— Так? — сказал он.
— Вы делаете очень красивые, интересные вещицы.
— Так? — повторил Дзаваттаро, не поднимая глаз.
— Нам хотелось бы посмотреть ваши артистичные работы.
Дзаваттаро прицелился в них черными глазками, медленно снял с черепа ручищу.
— Ich sprich nix deutsch[6], — объявил он. — Сейчас придет Беппе, мой рабочий. Шесть лет работы на «фольксвагене». — Он показал пять толстых пальцев и потом указательный. — Шесть лет. Sprich gut deutsch[7].
— Но ведь я итальянец, — сказал Сантамария. — Да и синьора прекрасно говорит по-итальянски.
Дзаваттаро посмотрел на него, затем на белокурую иностранку, а потом ухмыльнулся, хитро и сально. Конечно, он волен был думать все, что угодно, но Сантамарии эта улыбка была крайне неприятна.
— Послушайте, что мы тут попусту теряем время, — сказал он. — У меня много дел, думаю, и у вас.
— Кто бы стал спорить!…
Дзаваттаро сразу помрачнел и снова почесал лысый череп: бывший гранильщик, который обзавелся собственной мастерской, слишком большой для его убогого ума.
— Хорошо, идемте, я вас сам отведу, — сказал он, обнажив пожелтевшие от никотина зубы.
Из-под навеса вышел мальчуган вместе с молодым рабочим. Это был явно Беппе, работавший раньше на «Фольксвагене». Он был чуть повыше мальчика и весь словно обсыпан белой пылью. Дзаваттаро сердито махнул рукой, убирайтесь, мол, и торопливо направился к зеленому дому. Сантамария и Анна Карла вслед за ним обогнули дом (снова вазы с геранью, и тоже точно припорошенные пылью) и очутились перед низкой и длинной коробкой из железобетона. Дзаваттаро поднял металлическую решетку и крикнул:
— Это я!
Внутри никого не оказалось; высокая, почти до самого потолка перегородка делила огромную комнату пополам. Две неоновые трубки светили тусклым, мертвящим светом, и, несмотря на открытое окошко, воздух в комнате был спертый.
— Это наш павильон артистических фантазий, — неуверенно сказал Дзаваттаро.
Должно быть, ему, или его брату, или жене идея создать такой павильон казалась превосходной. Вокруг виднелись следы былого великолепия, которое пришлось на время расцвета итальянских ремесел.
Как и многие владельцы ремесленных мастерских, Дзаваттаро питал тогда надежду завоевать международные рынки. Ему уже мерещились толпы иностранных покупателей, и он, верно, собирался даже завести переводчика-полиглота. На красной стенной панели висели выцветшие репродукции: «Давид» Микеланджело и «Лаокоон», а немного выше — цветные виды Пизы с ее падающей башней и Турина с конной статуей принца Эмануэле Филиберто Савойского. На пыльных полках из белого туфа были расставлены плоды «артистической фантазии» братьев Дзаваттаро. Взору Сантамарии предстал богатый набор памятников национальным героям, пестиков и ступок всех размеров, круглые мраморные булки, колбасы из красноватого порфира, спортивные машины, множество собак, кошек, птиц, гранитный кофейный сервиз, маленькие черепа, пушки, каменный детский манеж, пустынный остров с одинокой пальмой, канделябры, грибы, розы.
