— Кретин! Ты и Витторио никогда ничего не понимали. Для женщины это всегда неприятно.
— Прости, но как должен был поступить Витторио? Вызвать Гарроне на дуэль?
— Мог хотя бы не смеяться за моей спиной. Ведь он, — Анна Карла с презрением кивнула на Массимо, — сразу рассказал все моему мужу. И с того момента они оба беспрестанно меня преследовали своими насмешками. Хуже, чем Гарроне.
Впервые за три часа Сантамария задал «полицейский» вопрос:
— Ваш муж тоже знал Гарроне?
— Нет-нет, он его ни разу не видел. Но столько наслушался о нем, что, можно сказать, заочно с ним познакомился.
— Понимаю.
— Уж если кто и мог поставить Гарроне на место, так это мой дядя Эммануэле. Он единственный остался истинным рыцарем, и эта история ему очень не нравилась.
— Но он никогда бы не прибег к сильным средствам! Нет, среди твоих мужчин наибольшие подозрения у меня вызывает секретарь дядюшки Эммануэле, — сказал Массимо.
— При чем здесь он?
— Он тоже знал, что Гарроне тебя преследует, не правда ли?
— Возможно, с такими сплетниками, как ты и Витторио… Но почему вдруг он должен был убить Гарроне?
— Потому что он тебя любит, — низким, проникновенным голосом ответил Массимо.
— Ах, перестань! Он на меня даже не смотрит.
Массимо поднялся и с видом адвоката принялся расхаживать по комнате.
— Вы слышали, комиссар? Видите, до какого двуличия может дойти эта женщина? — Он прицелился в нее пальцем. — Ты заметила, что он на тебя даже не смотрит, верно? А ведь ты прекрасно знаешь, что в таком возрасте это неопровержимое доказательство тайной любви.
— В таком возрасте юноша уже достоин всяческого уважения, если он тебя не изнасилует на лестничной площадке, — сказала Анна Карла.
— Только не он! Его любовь чистая, платоническая и мистическая. Ты для него — волшебное создание, богиня, мадонна. Его сокровеннейшая мечта — поцеловать край твоего платья. И вот из городской болотной гнили вылез мерзкий Гарроне и посмел обрызгать тебя слюною, говорить о детской мастурбации, осмелился на непристойные жесты… В мягкой душе твоего юного обожателя поднялась целая буря, гнев религиозного фанатика. — Массимо прищурился и устремил проникновенный взгляд в потолок. — Я вижу его в эти страшные часы: он бродит, словно призрак, по городу, горя жаждой мщения. Сердце его пылает, он не успокоится, пока не выполнит свой долг. Любовь и ненависть нарастают. — Он впился глазами в Анну Карлу и вскинул руки. — Вот он подходит к дому на виа Мадзини, проникает в темный подъезд и застывает словно ангел мщения, словно неумолимый судья у дверей гнусного Гарроне.
Анна Карла поежилась. В такие минуты она даже побаивалась Массимо. Но Сантамария захлопал в ладоши.
— Нет, я серьезно! — воскликнул Массимо. — Это наверняка убийство на религиозной почве. К тому же лишь тогда можно понять, почему было применено именно такое орудие преступления… Поднявший меч от меча…
Все трое весело засмеялись, и Сантамария почувствовал, что его недоверие тает. В обществе такое случалось часто. Шутка, лукавое подмигивание — и сразу тебе начинает казаться, что ты давно знаешь этих людей, что ты их старый друг и даже один из них.
Убитый архитектор? Грязный тип, расследованием смерти которого должен заняться Де Пальма. А синьор Кампи и синьора Дозио? Два очень вежливых и остроумных человека, которых он извел своими вопросами. Сантамария посмотрел на часы.
— Теперь мне уж точно пора идти. Иначе вы подумаете, что полиция не только сама теряет время попусту, но и заставляет других делать то же самое.
Вставая, он услышал, как захрустел лежавший в кармане брюк конверт с фотографиями.
— Кстати, не могли бы вы дать мне практический совет насчет орудия преступления, — обратился он к Массимо. — Видите ли, мы уверены, что… этот предмет принадлежал Гарроне, но все-таки не исключено, что его оставил убийца. По религиозным или каким-либо иным причинам, — с улыбкой добавил он. — В любом случае нам было бы полезно узнать, что он собой представляет.
Кампи удивленно вскинул на него глаза.
— Нас интересует происхождение этой вещи, — пояснил Сантамария. — Как вы думаете, могла она принадлежать коллекционеру?
