И он весело махнул рукой. Тут только до Николая Ивановича дошло, что молоденький подпоручик изрядно пьян.
Худой офицер-чех в непривычно высокой фуражке что-то буркнул, потом раздраженно проскрипел на ломаном русском языке:
- Ви возглавляль эшелон?
- Нет, с нами начальница женской гимназии, госпожа Теселкина.
Николай Иванович ответил нехотя, не понимая, при чем тут все же чехи, но не желая расспрашивать об этом пьяного подпоручика. Чех велел русскому подпоручику отвести Николая Ивановича к учительскому вагону, и подпоручик послушно козырнул. Пришлось идти.
В дверях вагона старших мальчиков стоял Володя Гольцов. Как-то само собой получилось, что теперь его выдвинули вперед. Никто не понимал, что же тут произошло, и пока боялись спросить.
Чех заглянул в двери, но поморщился и отступил. Что ж, в вагоне ехали тридцать ребят, он шел двенадцать суток, и не удивительно, если попахивало кисленьким…
- На войне как на войне, - по-французски сказал Володя, вежливо улыбаясь чешскому офицеру.
- О-о! - удивился чех…
Они обменялись несколькими фразами, Володя говорил по-французски гораздо лучше, но старался этого не показать. Довольный чех улыбался…
За спиной Володи Ларька тихо спрашивал Аркашку:
- О чем они болтают?
- Гольцов вроде объясняет, кто его родители, - неуверенно зашептал Аркашка. - Ну, что в эшелоне главным образом дети из приличных семейств…
- Ага, - кивнул Ларька доброжелательно. - Еще?
- Спросил, какая тут власть?
- Ну?
Аркашка замялся, потом пожал плечами:
- Офицер отвечает - законная.
- Врешь?.. Законная! - зашумел Ларька. - А сами в погонах ходят!
Этот же вопрос, какой власти в руки они, собственно, попали, хотелось выяснить и учителям.
Разговор наладился не сразу, потому что и чехи, и слегка протрезвевший подпоручик, болтавшийся около них в качестве переводчика, почему-то не торопились подняться в вагон.
Оказывается, они опасались холеры и особенно сыпного тифа, который теперь, конечно, завезен с эшелоном из вшивого краснопузого Питера.
Начальница эшелона выпрямилась и еще более стала походить на Екатерину Вторую.
- У нас нет вшей, - гордо заявила она.
И для большей убедительности отчеканила это заверение и по-французски.
Французский язык и тут произвел на чехов благоприятное впечатление. Они поднялись в вагон и повели себя вежливо. Но все же решительно предложили выгружаться из эшелона. И паровоз и вагоны нужны для военных целей.
- Как - выгружаться! - ахнула начальница. - А куда же мы?
- О вас позаботятся гражданские власти.
До сих пор никому в эшелоне и в голову не приходило, что их тут выгрузят. Беспокоились лишь о том, насколько их могут задержать…
Начальница пыталась протестовать. Но не помог даже французский язык.
- Одну заразу, мадам, прошу простить, вы с собой все же везете, даже если в эшелоне нет вшей, - любезно осклабился чешский капитан, выбрасывая из левого глаза монокль. Он явно хотел походить на немца. - Я говорю о большевистской заразе, от которой мы поможем России освободиться.
- Господа, при чем тут дети? - холодно спросила начальница. - Наш долг в эту тяжкую годину уберечь их…
- Кстати, о детях. - Капитан вкинул было стеклышко в глаз, но не удержал его и вынужден был вставить на место пальцами. - Что у вас за дети?
- Из семей петроградской интеллигенции.
- Есть списки?
Анечка подала списки ребят. Капитан вместе с подпоручиком просматривали фамилию за фамилией.
- С нами дети в возрасте от десяти до четырнадцати лет, - решилась сказать одна из учительниц.
- Кто из комиссаров отправил своих детей? - подмигнул веселый подпоручик.
- Из комиссаров? - начальница, недоумевая, уставилась на Николая Ивановича. - Я повторяю, здесь просто дети, обыкновенные ученики из гимназий и реальных училищ, дети, вы понимаете, господа?
Валерий Митрофанович кашлянул:
- Может быть, Ручкин?..
- Что - Ручкин? - облила его презрением начальница.
- Я в том смысле, что отец у него солдат, брат - матрос…
- Ну и что? - теперь нахмурился подпоручик.
- Да ведь солдаты и матросы, сами знаете, господа, поголовно большевики…
Подпоручик обиделся:
- Слушайте, вы, шпак… - От более красочных выражений его удержал негодующий взгляд начальницы. - Большевики - поголовно Шмуленсоны, а русский солдат и русский матрос всегда за родину, за Русь святую, за царя-батюшку!
