Над хоромами великого князя всея Руси свечой поднимается в небо столб дыма. В опочивальне Ивана Даниловича в печи потрескивают дрова. Сам князь болен. Его лихорадит. Он лежит на одре, до подбородка закрытый двумя тулупами. На лбу — испарина. Приставной столик сплошь заставлен склянками с настоем разных трав. Тут же думный дьяк Кострома, лохматый мужик с морковным носом и большими недоверчивыми глазами. На коленях у него толстая книга, которую он читает князю.
— Подожди, — перебивает князь, вытаскивая из-под шуб руку. Белоснежная кожа морщиниста. Он чешет нос длинными исхудалыми пальцами, — ты что мне говорил о сыне Фёдора Стародубского?
— Да, князь, объявился он. Просится к те.
— Скажи ему, завтра приму. Уж больно покойничек с тёткой за него просили.
— Ладно, — и Кострома наклонился к книге.
Князь зевнул и сказал:
— На сёдня хватит. Хочу поспать, — и повернулся к стене.
Дьяк поднялся. Сунул книгу подмышку и на цыпочках вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Да, обстановка заставила Андрея обратиться за помощью к великому князю всея Руси. За долгую дорогу с Орды до коша он многое увидел, понял и ещё тогда принял решение. Несчастья заставляют быстро взрослеть человека. Это случилось и с Дарьей. То, что произошло на её глазах, последующее пленение превратили Дарью из беззаботного подростка в думающую, много понимающую деву. Только эти события не сказались на её женских прелестях. Это был цветок, распустившийся чуть раньше времени, но от этого он не только не потерял своей красоты, а стал ещё привлекательнее.
Возвращаясь из Орды, Андрей почувствовал, что жить без Дарьюшки не может. Тут-то и всплыл в его памяти разговор двух бояр, услышанный им в рязанских княжеских хоромах. Коль отец и тётка живы, ему нечего теперь бояться. Да он и сам уже не тот подрастающий юнец. Теперь он может и за себя постоять. И путь он решил держать один: в свой Стародуб.
Роберт категорически не захотел остаться в коше, сказав:
— Ты мня спас, притащил сюда, а щас хочешь бросить.
— Ладно! — махнул Андрей, глядя на Дуняшу. — Едешь с нами!
Но и Захар с десятком казаков, которые участвовали в африканском походе и готовы были отдать жизнь за атамана, решили проводить Андрея до места, подождать, пока он устроится. Что оставалось делать Андрею? Он знал, что казаки от своего намерения не отступят. И вот небольшой, но грозный отряд, минуя рязанскую землю, направился на Стародуб.
И надо же было так случиться, что на дороге, когда до места оставалось не более ста вёрст, им встретился караван стародубского купца Парфиши. Андрей его сразу узнал: у купца на лице была примета — на носу сидела большая бородавка. Купец со своими людьми разложили костёр и жарили мясо. Парфиша оказался приветливым человеком.
— Присаживайся, незнакомый путник, — предложил он и, достав шкуру, положил её рядом с собой.
Андрей сел. Купец, поправляя палкой дрова в костре, спросил:
— Откель путь, мил человек, держишь?
— Да я из Стародуба, — ответил он, — а я тя, Парфиша, узнал.
— Бог мня отметил. А ты сам-то кто будешь?
— Я? — Андрей вздохнул и спросил. — Скажи, Парфиша, жив или нет князь Фёдор Стародубский?
Услышав такой вопрос, купец перестал ворошить костёр и внимательно посмотрел на незнакомца.
— А ты чё, не знал? Да его ещё Узбек приказал казнить. Говорят, хан попутал. Надоть было Ваську, етого разбойника, а тот приказал Фёдора.
— А где щас Василий? — осторожно осведомился Андрей.
— Василий? — купец пожал плечами. — Сказывали, Калита его искал. Фёдор-то пожаловался, что тот его младшенького пожёг...
— Так, значит, щас в Стародубе никого из Стародубских не осталось? — спросил незнакомец, нахмурившись.
— Нет, почему, старшой сын Фёдора Димитрий живёт. Говорят, он с дядькой был заодно. Вот Димитрий щас всё и захватил. Дядька-то сгинул куда-то. Гнева княжеского испужался. Ето точно.
— Ладно, Парфиша, здрав будь. Мне пора, поеду я, — тяжело вздохнув, сказал незнакомец.
Этот его вздох жалостью отозвался в груди купца. Он понял, что это не разбойный человек, и готов был оказать ему пристанище, а поэтому полюбопытствовал:
— Куды, добрый человек, если не секрет, путь держишь?
