Численность гарнизона в крепости достигала 50 000 человек пехоты и 7000 конницы[100]. Сверх того, на помощь городу могли явиться войска из Великого Новгорода, Ржева и других городов, ибо в целом армия Ивана была многочисленна — она достигала 300 000 человек. К этому надо прибавить еще и то обстоятельство, что Псков был снабжен в изобилии порохом, снарядами и продовольствием.
Между тем вся армия Батория состояла из 30 000 человек[101] и, следовательно, была по численности меньше псковского гарнизона. Поэтому о взятии Пскова штурмом нечего было и думать, тем более что пришлось бы брать как минимум четыре стены одну за другой. Оставалось надеяться на то, что удастся взять город измором после долгой осады. Но для успешной осады надо было иметь гораздо больше пехоты и гораздо больше пороха[102]. Предприятие могло затянуться до зимы, что грозило дополнительными трудностями. Солдаты служили, собственно, даром, только в надежде на получение жалованья, что, конечно, не располагало их к усердному исполнению обязанностей; был риск, что в какой‑нибудь трудный момент они побросают оружие и отправятся по домам. Все это заставило Батория еще раз взвесить все «за» и «против». Он даже стал подумывать о том, чтобы изменить план кампании и, оставив временно Псков в покое, идти на Новгород, но решил этого не делать, опасаясь столкнуться и там с похожими трудностями. Ясно было, что, принимая решение идти на Псков, учли не все, что необходимо было учесть, но отступать теперь уже поздно было.
Баторий намеревался сначала расположить свой лагерь близко к крепости, на реке Пскове. Он уже отправил на выбранное место часть обоза и полк под командой гнезненского каштеляна, но из крепости, как по заказу, открыли плотную стрельбу, и он оставил это намерение[103]. Лагерь был устроен спустя два дня в местности к востоку от города, за речкой Промежицей, на расстоянии четырех верст от стен Пскова. Это место, у монастыря св. Пантелеймона, с тех пор называется Становищем.
27 августа прибыли новые отряды: герцог Курляндский прислал 150 всадников, Фаренсбах привел 1600 пехотинцев и 150 всадников. В этот же день король послал в город грамоту с предложением сдаться добровольно. Осажденные приняли письмо и заявили, что дадут ответ через пять дней. Король и его окружение сочли это за хорошее предзнаменование, но ошиблись, в чем убедились уже на следующий день. 28 августа осажденные сделали неожиданную вылазку и напали на отряд венгров. В стычке несколько русских были убиты, а четырех стрельцов взяли в плен. На допросе они показали, что Шуйские решили защищаться до последней крайности и что в городе всего вдоволь.
День 29 августа был ознаменован множеством мелких стычек, вызванных тем, что воины из армии Батория, чтобы выказать свою удаль, подступали слишком близко к крепости. Они подвергали себя таким образом немалой опасности, и, действительно, часть из них поплатились жизнью, а некоторые были захвачены в плен. При появлении относительно больших групп врага псковитяне стреляли громадными ядрами, иногда весом более 50 фунтов. Это обстоятельство возбудило в короле сильную тревогу; у него являлось опасение, что осадные прикрытия, обыкновенно устраиваемые для защиты солдат от неприятельских выстрелов, не устоят против таких ядер.
Замойский запретил воинам проявлять бесполезное геройство. Это, говорил он, все равно что пытаться опрокинуть стену копьем или пробить ее головой; тот, кто зря подставляет себя под неприятельскую пулю, доказывает отнюдь не мужество, а отсутствие ума. Кто же хочет по-настоящему сослужить службу Речи Посполитой и королю, пусть подождет штурма и внесет свое имя в список добровольных его участников. Другим своим приказом Замойский назначил своим заместителем Януша Збаражского, ибо сам не мог поспевать всюду, где присутствие начальника было необходимо. Кроме того, чтобы разрешать споры, которые возникают между солдатами, в особенности между представителями разных национальностей, канцлер учредил особые суды, сохранив для тех, кто участвует в тяжбах, право апелляции к гетманам и к королю.
