— Аль я не вижу, что расспросы еще не окончены? Где-то в славной твоей головушке засело коварное «но». Иван захохотал, даже в ладоши прихлопнул.
— Ай да женушка! Ай да умница! Ну догадлива! А с чего это, скажи, батюшке твоему вздумалось обучать дочь ратному ремеслу?
— Матушка моя умерла, произведя меня на свет, а отец был не из тех, что вдругорядь женятся. Сказывал, был, дескать, счастлив с одной женою, как не заслужил того, посему не опорочит ее память изменою. Так и остался без наследника. А когда я малость подросла, то выучилась у него и царством править, и войском командовать, как ни один мужчина. Почему бы нет? Кажись, жена у тебя не дура бесталанная.
— Куда там! — подтвердил Иван, вспомнив, какая участь постигла татарскую орду. — И с кем теперь драться надумала, коль цельными днями ученья проводишь?
— От тебя не скроешься, — усмехнулась Марья Моревна. — Думаю закончить дело, начатое в день, когда мы встретились.
— Опять татары?
— Все то же войско Темирово. Ты и сам подметил, что набеги их не завоевательские, а разбойничьи. Иван-царевич кивнул согласно.
— Так вот, прав ты был. Ильхан полтумена себе оттягал, пять тыщ татар. Три я побила, и знаю, где две остатние. Не нынче завтрева тут будут. И уж тогда... — Марья Моревна сжала кулаки, — тогда я сполна отплачу за милости, моим городам оказанные.
— И этих убьешь?
— Что ж еще с ворогом-то делать?
— За три месяца пять тыщ убитыми?!
У Ивана дрогнул голос. Что б ни сотворила женушка, любовь его к ней никогда не иссякнет. Да и права она, ежели поразмыслить. Дай татарам волю, они камня на камне тут не оставят. А как узнает Великий Хан, что сталось с ордой Мангую Темира, сто раз подумает, прежде чем вновь посылать войска на Русь.
Так уговаривал себя Иван, силясь позабыть о кровавом побоище, коему стал свидетелем.
— Я с тобой! — выпалил он.
Марья Моревна отказно головой помотала. Иван выпустил воздух через ноздри и про себя выругался, сознавая незавидное свое положение. Положа руку на сердце, никакой он не богатырь, и в резне участвовать ему поперек горла. Однако ж куда это годится: баба воюет, а мужик на печи сидит!
— Свет мой, Иванушка, — увещевала Марья Моревна, — думаешь, не знаю, что тебя гложет? Знаю. Но встретились мы с тобою, когда начала я эту рать, и чует мое сердце: когда окончу ее, потеряю тебя.
Она коснулась руки его дрожащей — не от холода и страха, а от гнева и гордости: ему легче умереть, чем прослыть трусом.
— Предчувствия эти у меня от батюшки покойного, он тоже все наперед знал и никогда не обманывался. Давай условимся, друг сердешный: на сей раз ты останешься тут, подале от очумелых коней да шальных стрел, — так мне спокойней будет. А в другой раз ты войско поведешь, а я останусь в терему тебя поджидать да на пяльцах вышивать. Улыбнулся Иван, да невесела улыбка вышла.
— Ладно, уговор. Но я вышивать не стану — не жди.
— Что ты, Ванюша, — рассмеялась Марья Моревна. — Твое дело царством править, за порядком надзирать. Будь хозяином, одна только просьба...
— Слушаю.
— Покамест это мой народ, не твой. Коли будешь править по-доброму, станет он и твоим. Мы с тобой полюбили друг дружку, оттого что судьба такая, а любовь народа заслужить надобно.
— Иль я с кем из твоих людей недобрым был? — удивился Иван.
— Нет, этого не скажу. Но ведь ты и не правил до сих пор один-то.
Царевич насупился, угадав истинную причину жениных наставлений.
— Речи Федора Константиновича повторяешь? Он тебя надоумил?
— Он. — Потянулась Марья Моревна к щеке, по которой медленно разливался гневный румянец, и стерла гнев поцелуями. — Слыхала я, как он толковал на свадебном пиру с Дмитрий Василичем. Поди-ка, главные управители повсюду одинаковы, а?
— Да уж, по всему видать, — скривился Иван. Марья Моревна сняла с пояса тяжелую связку ключей ото всех дверей и окон своего кремля.
— На-ка, теперь ты поноси.
Иван взял свинцовое кольцо и едва не уронил.
— Бог мой! И этакую тяжесть ты повсюду таскаешь?!
— Да нет. На что ж тогда челядь? Ты, главное, приказы отдавай им не унижая. А ключи бери только те, в коих у тебя самого нужда случится, связку же предоставь главному управителю.
