Возвышение «робинократии»
Передача власти по наследству Ганноверской династии в 1714 г. добавило и без того неспокойной ситуации новое напряжение. Пока была жива Анна, ее можно было, с позиций если не логики, то чувств, рассматривать как истинную представительницу Стюартов, занимавшую трон каком-то смысле от имени династии. Но с прибытием немецкоговорящего курфюрста Ганноверского, всей душой преданного политике вмешательства в зарубежные дела и поддерживающего вигов, стало трудно сохранять такие иллюзии. В 1714 г. проигравшая династия, казалось, могла вернуть все. Многие убеждали Претендента подумать о том, что Лондон стоит мессы; возвратись Яков III в лоно Англиканской церкви, шансы на вторую реставрацию Стюартов значительно усилились бы. Без этой личной жертвы якобитское восстание 1715 г. было обречено выглядеть неудавшейся пародией. Франция после смерти Людовика XIV, случившейся в том же году, была не в состоянии вмешиваться в английские дела. Даже в Шотландии, где находились база и душа восстания, шансы Стюартов не выглядели слишком многообещающими. Уния Англии и Шотландии, заключенная в 1707 г. в атмосфере изрядной спешки, помогла снизить остроту проблемы наследования. Многие шотландцы оплакивали упразднение национального Парламента и потерю независимости. Однако союз был дальновидно создан таким образом, чтобы сохранить шотландские юридические и церковные институты, одновременно предлагая шотландцам реальные коммерческие выгоды от включения в английскую имперскую систему. Учитывая эти обстоятельства, поражение восстания 1715 г. во всех отношениях было предрешено.
Если «Старый претендент» упустил свой шанс, то в некотором смысле то же самое можно сказать и о его более удачном сопернике – Георге I. В конце правления Анны непопулярность войны, предвыборные призывы в духе «Церковь в опасности» и не в последнюю очередь раздражение самой королевы по отношению к «хунте вигов» значительно упрочили позиции тори. Для большинства из них интересы государственной церкви имели первенство по отношению к династии Стюартов. Благоразумная политика равного отношения к обеим партиям, в духе тактики Вильгельма III в 1689 г., могла бы сделать передачу власти в 1714 г. куда более спокойной. Вместо этого Георг I слишком явно демонстрировал свою готовность всецело подчинить интересы Ганноверской династии интересам вигов. 1714-1721 годы знаменуются кампанией по установлению господства вигов, что в итоге оттолкнуло тори, сделало опасность якобитского восстания более серьезной, чем она могла бы быть, а также в целом несло угрозу пересмотра итогов революции. Вначале был принят Семилетний акт (Акт о семилетнем Парламенте), гарантирующий новому правительству вигов, что оно не встретится лицом к лицу с избирателями, до тех пор пока основная часть его работы не будет завершена. Ходили слухи, что по завершении действия этого акта виги отменят все установленные законом ограничения сроков полномочий Парламента, сделав возможным возрождение Долгого парламента или Парламента «на содержании». В это же время, защищаемые тори во времена правления Анны акты о несогласии, о непостоянном следовании догмам и о схизме вначале были приостановлены, а в 1718 г. вовсе отменены. Был разработан Билль об университетах для обеспечения полного контроля Короны над корпорациями и объединениями Оксфорда и Кембриджа с целью превращения этих главных питомников для будущих церковных и профессиональных деятелей в монопольное владение вигов. И наконец, Билль о пэрстве 1719 г. имел целью ограничить количество членов Палаты лордов приблизительно на существующем уровне. Такая мера гарантировала постоянное преобладание вигов в верхней палате вне зависимости от перемены отношения к ним монарха, обеспечивая автоматический контроль над законами, касающимися их интересов. В ходе реализации этой программы проводились систематические чистки: тори изгоняли с должностей лордов-лейтенантов и из коллегий мировых судей в графствах, из вооруженных сил и с гражданской службы на всех уровнях.
Абсолютный успех столь масштабной кампании мог привести к созданию системы, аналогичной той, что сложилась тогда в Швеции и обрекла эту страну на полвека национального прозябания и грызни аристократических группировок. Он мог создать олигархию, такую же неограниченную, как и абсолютная монархия, которой страшились англичане XVII в. Кроме того, он мог сделать фактически невозможным одно из самых отличительных достижений XVIII в., а именно стабильную, но в то же время гибкую политическую структуру. Но этот успех не был достигнут, во многом вследствие разногласий в стане самих вигов. Их планы осуществлялись сравнительно гладко, пока крупнейшие кланы вигов объединяло стремление сокрушить своих оппонентов в первые годы правления Георга I. Но такой союз оказался недолговечным. Внешняя политика нового короля, без стеснения использовавшего военно-морскую мощь Англии для обеспечения интересов Ганновера на Балтийском море, вызвала сильную напряженность в обществе. Кроме того, среди министров шла все усиливающаяся борьба за влияние. Все это привело к тому, что в 1717 г. виги раскололись, при этом Уолпол и Тауншенд оказались в рядах оппозиции, а Стэнхоуп и Сандерленд стали чувствовать себя при Дворе уютнее, чем когда-либо. Придворная политика также подверглась воздействию кризиса. Сын короля, будущий Георг II, и его жена, принцесса Каролина, ясно выказывали намерение встать на сторону Тауншенда, положив тем самым начало долгой традиции политических интриг наследников трона Ганноверской династии. В этой ситуации оставалось мало надежд на успешное претворение в жизнь грандиозных планов Стэнхоупа по достижению абсолютного господства вигов. В Палате общин именно Уолпол сыграл ведущую роль в провале проекта Билля о пэрстве и в отказе от Билля об университетах. Афера Компании Южных морей разрушила все надежды членов кабинета на сохранение хотя бы небольшой части их прежних достижений.
