Историческое значение революции 1688 г. – «Славной революции» в глазах последующих поколений в ходе постоянных переоценок все более изменялось. В XX в. ее важность стала особенно явственно недооцениваться, грозя полностью сойти на нет в глазах современных историков. То, что считалось решающей победой духа либерализма и демократии, высоко чтимой Маколеем и вигами Викторианской эпохи, стало восприниматься всего лишь как консервативная реакция эгоистичной олигархии. В сравнении с революциями нашего времени она выглядит скорее дворцовым переворотом, чем подлинной сменой общественного или политического строя. Возможно, данное впечатление особенно усиливается вследствие того, что в то время считалось одной из самых положительных особенностей этой революции, – практически полного отсутствия физического насилия. В то же время именно этот ее аспект может сильно преувеличиваться. В Шотландии сторонников низложенного короля необходимо было подавить с помощью оружия, что и произошло в 1689 г. В Ирландии все закончилось кровавым побоищем, которое до сих пор занимает важное место в мифах и памяти ирландцев. Конечно, когда с Лондондерри была снята осада и Яков II потерпел решительное поражение в битве у реки Бойн, протестанты Ольстера рассматривали свое спасение как «славное», но вряд ли они считали его бескровным.
То же самое могло произойти и в Англии. Бывший роялист Николас Л’Эстранж свидетельствует, что только случай, смятение в стане друзей Якова II и прежде всего неожиданное поражение короля, не сумевшего поднять штандарт в собственном королевстве, предотвратили гражданскую войну, сравнимую по жестокости с той, что была в середине века. Но, возможно, именно облегчение, которое испытывал Л’Эстранж оттого, что его семья оказалась избавлена от дальнейших жертв во имя Стюартов, дает ключ к пониманию той сравнительной умеренности, с которой с тех пор в Англии стала ассоциироваться революция. Чувство необходимости компромисса, необходимости отступить на шаг от края сохраняло свое значение на протяжении веков, прошедших со времени дебатов в ассамблее, собравшейся в Лондоне в январе 1689 г. Конвент – собрание депутатов обеих палат, – который объявил себя Парламентом, просто приняв соответствующий акт, проявил понятное желание сделать легитимным то, что было явно нелегитимным, следуя, насколько это было возможно, процедурным формам, установленным со времен Реставрации 1660 г. По существу, приоритетом стали скорее поиски основы для согласия, чем опробование того или иного крайнего решения, предлагаемого и той и другой стороной. Вильгельм Оранский был провозглашен королем, а Мария – королевой. Тори во главе с Дэнби предпочли бы либо Марию в качестве единственной королевы, либо ту или иную форму регентства, правления от имени Якова II. Но спаситель дела протестантизма был согласен только на корону, и он ее получил. Тем не менее были предприняты все усилия, для того чтобы скрыть революционный характер происшедшего. Несмотря на то что объявленные незаконными действия Якова II – особенно такие, как попытка опереться на регулярную армию и практика обхождения и приостановки законов, – были формально осуждены, в Билле о правах дело представлено так, будто свергнутый король отрекся, не оставив покинутому королевству иного выбора, кроме как искать защиты у дома Оранских. Несмотря на явную неправдоподобность, это помогло сохранить согласие в рядах большинства представителей правящего класса. Разумеется, имелись исключения. Ряд священнослужителей во главе с Сенкрофтом, архиепископом Кентерберийским, а также двумя из семи епископов, судебный процесс над которыми способствовал подрыву позиций Якова II, отказались принимать даже ту с осторожностью составленную присягу, которую разработал Конвент. Другие, например тори Ноттингема, испытанные защитники Двора во времена реакции 1681-1687 гг., выступили против концепции законности короля, обязанного своим титулом де-факто решению Парламента, а не де-юре закрепленного божественной волей.
