– Я вас не понимаю! – покраснел капитан Петров. – О какой «проблеме» вы говорите? Где же тут проблема: может ли у сына быть дядя, если у отца нет брата? Вы меня с ума сведете.
– Раз ты до сих пор не потерял рассудка, мой друг, в ближайшие несколько дней эта опасность тебе не грозит, – улыбнулся ему Аввакум. И, чтобы успокоить своего помощника, ласково спросил: – А, между прочим, не пора ли обедать?
Капитан Петров, никогда не страдавший отсутствием аппетита, подавил свое раздражение и тут же предложил продолжить разговор в ресторане «Гамбринус», который находился всего в нескольких шагах от управления.
Когда обед уже подходил к концу, Аввакум, чтобы окончательно рассеять дурное настроение помощника, спросил:
– Название этого ресторана тебе ничего не напоминает?
– Само собой, напоминает! – кивнул Петров. – Напоминает другой «Гамбринус», в Софии.
– А точнее?
– Дождливые осенние вечера. Русая курносенькая женщина подает вам крепкий коньяк.
– А еще?
– Зимние вечера. Т а же блондинка подает вам тот же коньяк.
– А что еще мог бы ты сказать об этой женщине?
– Вспоминаю ее с искренней симпатией, она вас очень уважала! – сказал капитан Петров.
Оба они тихо и с удовольствием рассмеялись. Потом Аввакум спросил:
– У тебя есть вопросы в связи с делом до настоящего момента?
– Есть! – кивнул Петров. – Вы действительно не верите обоим свидетелям?
– Ничего подобного я не говорил.
– Но вы не допускаете, что Прокопий Сапарев возвращался в отдел?
– Не допускаю.
– С одной стороны, вы верите свидетелям, утверждающим, что видели, как Прокопий входил в отдел. С другой – не верите, что Прокопий действительно в него не входил. Как мне, извините, понимать эту загадку?
– А ты, может, думаешь, что я ее понимаю?
– Будь я верующим – перекрестился бы!
Аввакум пожал плечами и принялся медленно набивать свою трубку. Выпустив первое колечко дыма, он сообщил Петрову:
– Через час я уезжаю в село Воднянцы к своему старому другу Анастасию Букову. Впиши в мысленный блокнот следующее: во-первых, установить круглосуточное наблюдение за матерью Прокопия Сапарева, доктором Юлией Сапаревой; во-вторых, жду вечером, в 23.00 твоего звонка. О позывных и коде мы договорились. Другие вопросы имеются?
– Да. Допускаете ли вы, что у Прокопия есть дядя, хотя у его отца брата не было?
– Не исключаю!
– Domine, non sum dignus![4] – развел руками капитан Петров.
– Надеюсь, нам удастся доказать обратное! – скромно улыбнулся Аввакум.
* * *
В три часа пополудни из Н. выехало два автомобиля. В первом полковник Горанов отправился в Софию, чтобы доложить свою гипотезу и потребовать отстранить от расследования Аввакума Захова. Вторая везла Аввакума в село Воднянцы, к старому другу Анастасию.
Дождь уже прекратился, но погода стояла сумрачная, хмурая, тяжелые облака низко нависали над равниной. На полях, подобно черным безбрежным рекам, простиравшимся по обеим сторонам шоссе, не видно было ни души, куда-то делись и все сельскохозяйственные машины. Небольшими стаями летали вороны, в безлюдьи само время будто на пару дней остановилось на ничейной земле между осенью и зимою. Осень не торопилась уходить, зима тоже никуда не спешила, и мир не знал, чего ждать – дождя или снега. Вороны что-то горланили на своем языке, недовольными они не выглядели. Именно мрачную погоду считали они самой подходящей, самым приятным сезоном – последние дни хмурой осени.
Насчет погоды люди придерживались мнения, отличного от вороньего, но Аввакум составлял исключение. Осень была его весною, последние дни осени – его месяцем маем. Потому-то и пребывал он в прекрасном расположении духа, а предстоящее решение интересной задачи вселяло в него дополнительную бодрость. Задача словно по заказу: собираясь отойти от дел, он беспокоился о тех последних усилиях, которым посвятит свой ум и сердце – окажутся ли они достойными его возможностей или судьба сыграет с ним злую шутку, не позволив как следует спеть свою лебединую песню? Случай на ЗСС не представлял собой, разумеется, нечто исключительное, ему не хватало размаха Момчиловской аферы, но в нем имелось странное противоречие между фактами и логикой, между доказательствами и достоверностью. Именно эта странноватая противоречивость создавала трудности, над которыми стоило поломать голову. Он доволен был судьбой, подкидывавшей ему такие случаи, доволен был погодой, не истязавшей его солнцем и ясным небом. Ровный гул мотора его нервы воспринимали как бодрую песню, а расстилавшийся вокруг унылый пейзаж вызывал в памяти светлые мгновения его не столь уж долгой и веселой жизни.
