– Надеюсь, Лайл не напугался.
Он встревожился:
– Я забыл предупредить Сыночка об учениях.
– Тетушки ему все рассказали.
– Я начисто об этом забыл.
– Ничего. Они-то уж не забыли, они читают газеты.
– Это точно, – рассмеялся он.
– Все с ним хорошо.
Он улыбнулся и сказал:
– Я сюда давно не спускался. Тут так темно и тихо.
– Да.
– Напоминает мамин дом. То, как пахло в той запертой комнате. Не верится, что ты ко мне все время приходила. Не верится, что тебя не поймали.
– Твоя мама была очень умна.
Холланд наклонился ко мне, и старые лампочки задрожали.
– Почему мы тогда только целовались?
Странная тишина в подвале перенесла меня в его темную комнату в Кентукки. Юное лицо Холланда смотрело на меня то ли с благодарностью, то ли с похотью. Может быть, для него не было разницы.
– Я полгода не видел никаких девушек, кроме тебя, – сказал он, качая головой. – Знаешь, потом мне долго снилось только это. Шторы, двухэтажная кровать, стихи, которые ты мне читала. И мисс Перли.
Раньше он ни разу меня так не называл. Призрачная девушка преследовала его по ночам – так же, как он преследовал меня все месяцы своего заточения, годы без него и, конечно, годы с ним, спящим в своей кровати за дверью. Во сне он раскрывал мне объятия и обещал то, на что не был способен бодрствующий Холланд. Он говорил мне все, причем искренне, открывал призрачную грудь, показывая свое бьющееся смещенное сердце. Клялся мне в любви. Но я и представить не могла, что тоже снилась ему в те тусклые военные дни. Как прекрасно обнаружить, что ты был для кого-то привидением.
Его взгляд, ищущий в моем лице ответа на незаданный вопрос, – он принадлежал тому сидящему взаперти мальчику. Однажды зимой я пришла и увидела, что он стоит, залитый ярким светом, у открытого окна. «Холланд, тебя увидят!» – зашептала я, подбежала, опустила штору, а когда обернулась, то увидела его. Длинного, тощего, исхудавшего – одежда на нем висела. Он был похож на дом после пожара, красиво покрашенный снаружи, и только по закопченным окнам видно, что изнутри все выжжено. Тогда я была слишком юна и ничего не знала о заточении, о том, как оно корежит душу.
Когда мы сидели в том подвале в ожидании отбоя тревоги, в моей памяти открылось другое окно – другой Холланд в другой комнате. То, что увидел проснувшийся Базз. Вряд ли зрелище сильно отличалось от того, как выглядел Холланд в тот снежный день в Кентукки. Выжженное лицо, старающееся не расколоться от увиденного ужаса. Эти несчастные сломанные мужчины смотрят на тебя вовсе не пустыми глазами и не с ужасом. А так, словно ты первый признак жизни или красоты после долгой-долгой зимы. Всегда ли любовь образуется, как жемчуг, вокруг этих отвердевших кусочков жизни?
– Прости, что я тебе не писал, – сказал он.
– Я даже представить не могу, что ты пережил.
Он кивнул, глядя на отцовский пистолет, лежащий на полке.
– Но все равно прости. И мы ведь не попрощались.
– Я не знала, увижу ли тебя еще, – пожала плечами я.
– Даже представить не могу, что ты пережила.
Я поежилась, хотя в подвале было жарко.
– Но мы ведь выжили?
– Это точно, – сказал он, улыбаясь. – Ты, я и Каунти Каллен.
По его глазам было видно, что он хочет сказать что-то еще, может быть, попытаться наконец все исправить. Грустная улыбка, виноватое покачивание головой. Попытка на этот раз попрощаться. Я почувствовала руку мужа на плече.
– Я назначил свидание с жизнью…
– Ох…
– В день, который, надеюсь, придет, – шепнул он мне в ухо.
Я подняла глаза. Вот он, улыбается мне, рубашка расстегнута и открывает темный треугольник кожи.
Маленькая темная комната нашей юности. Мальчик в горячей постели, летом, которому снюсь я, мальчик, немножко сошедший с ума. И когда он прошептал: «Перли, ты этого…» – я угадала его вопрос, и я позволила ему. Я приняла это как подарок на память, словно во время войны, как способ проститься без слов. Там, на койке, под которой стояла железная дорога с городком. Там, в долгом ожидании отбоя тревоги, ответ на оба наших вопроса того дня. Он целовал меня и гладил, и было слышно тихое движение ветра, который проник в дом, бродил кругами, заставляя балки скрипеть легко-легко, словно пациент ворочается на больничной койке. Мы ненадолго вернулись в юность.
