— Да все, что угодно, — пробормотал Георгий, раздвигая дверцы шикарного бара, — но, мне кажется, с мороза лучше всего выпить по глоточку виски, а?
Все это так походило на любовные сцены из красивых заграничных фильмов, что Антонина не могла устоять. Да и как было не попробовать знаменитый напиток? Отец строго следил за ее поведением и во время семейных торжеств позволял выпить не более полбокала шампанского.
— Хорошо, — кивнула она, — только чуть-чуть.
Георгий плеснул ей немного виски, а собственный бокал наполнил почти до краев. Они чокнулись и выпили — он залпом, а Антонина сделала два осторожных маленьких глотка.
— Ты играешь на гитаре? — спросила она, заметив папку с нотами.
— Бери выше, — усмехнулся он, — на банджо. Стиль «кантри» любишь?
— Да, в общем… Ты мне сыграешь?
— А тебе очень хочется послушать?
— Конечно.
На самом деле ей совсем не хотелось его слушать, просто герои советских фильмов — в частности, знаменитой «Иронии судьбы», — в подобной ситуации не занимались любовью, а пели друг другу под гитару, и Антонина не могла представить себе ничего иного.
Георгий кивнул, удалился в соседнюю комнату и через минуту вернулся, неся в руках новенькое банджо.
— Но, учти, — предупредил он, настроив инструмент, — я занимаюсь этим всего полгода, так что…
Антонина покачала головой, улыбнулась, и он запел:
Верить чувствам рано,
Жизнь полна тумана;
Женщин без обмана
Нет, и, как назло,
Знаю, что обманешь
Поздно или рано,
Только бы сегодня
Мне с тобой
Повезло!
Она была так смущена столь откровенным текстом, что даже опустила глаза, зато слегка захмелевший Георгий буквально сверлил ее взглядом и в такт мелодии притопывал ногой. Голос у него был довольно приятный, да и пел он практически не фальшивя.
Будут расставанья,
Встречи и признанья;
Знаю я заранее —
Это все пройдет,
Как хотел бы верить,
Не иметь сомнений,
Что с тобой сегодня
Наконец мне
Повезет!
Теперь Антонина уже искренне жалела о своей просьбе. Это же не припев, а самое явное предложение заняться тем, чего она так страшилась! С трепетом она ждала окончания песни, интуитивно чувствуя, что так просто сегодняшний вечер уже не кончится…
Что за представленье
Наши объясненья!
Мы теряем время —
День за днем идет;
Пусть не хватит силы
Сделать мир счастливым,
Сделай мне счастливым
Этот день и этот год.
Повторив последние две строки, он резко отложил банджо в сторону и схватил Антонину в объятия. Она не то чтобы испугалась и воспротивилась, но, ощущая себя крайне скованно и неловко, прикрылась руками, обнимая себя за плечи и уворачиваясь от его губ.
Внезапно он нагнулся, и Антонина, не успев ничего понять, почувствовала, что лишается опоры под ногами.
— Что ты делаешь? — растерянно пролепетала она.
— Тсс! Ничего не спрашивай, молчи, и тогда все пройдет в наилучшем виде, — пробормотал он, неся ее на руках в спальню. — Ты меня любишь?
Она понимала, что сказать правду в подобной ситуации значило уступить окончательно и бесповоротно, поэтому промолчала. А Георгий продолжал действовать уверенно и четко, с какой-то доброжелательно-лукавой усмешкой на влажных губах.
Сначала он медленно опустился на край широкой постели с красивым, инкрустированным ценными породами дерева изголовьем. Затем, держа Антонину на коленях, мягко отвел ее руки и проворно стянул свитер. Она покорно позволила обнажить себя до пояса, думая про себя: «В конце концов, почему бы и нет?» и «Если не сегодня, то когда же?». Но, когда он поставил ее перед собой и начал расстегивать джинсы, попыталась воспротивиться:
— Не надо.
— Почему? — искренне удивился он с такой нежностью в голосе, что она не придумала иной причины, кроме:
— Отвернись, я сама…
Проворно стянув джинсы и оставшись в одних трусиках, Антонина быстро скользнула под одеяло и прикрылась до самого подбородка, испуганно следя за всеми его движениями. А Георгий не спеша разделся, лег рядом и, после недолгого сопротивления с ее стороны, откинул одеяло в сторону. Чувствуя на себе его горячие поцелуи и «непристойные» прикосновения, Антонина дрожала всем телом, закрыв глаза и отвернув лицо в сторону. Лишь когда он припадал к ее губам, она обретала некоторую уверенность и даже позволяла себе робко отвечать на его поцелуи. Но самое ужасное началось дальше, когда он стянул с нее трусики, решительно развел ноги, а затем присел и подтянул к себе, держа за обнаженные бедра. По-прежнему не открывая глаз, она залилась краской по самые уши, думая в тот момент об одном: «Только бы он на меня не смотрел… Я вся красная, растрепанная, некрасивая». Эта мысль заботила ее до такой степени, что поначалу она почти ничего не почувствовала, кроме какого-то стеснительно-болезненного неудобства. Впрочем, у Георгия ее девственность тоже не вызвала особых эмоций, тем более что крови почти не было, как, впрочем, и громких восклицаний со стороны ее бывшей обладательницы.
