В конце концов, уже где-то в канун Нового года, ему все это надоело и он махнул рукой — тем более что вскоре начиналась преддипломная практика, а затем и хлопоты о желанном распределении в один из престижных московских театров.
Антонина упорно уклонялась от расспросов родителей, интересовавшихся, «почему она порвала с Герой», но однажды, в приступе откровенности, рассказала обо всем двоюродной сестре.
— Ну и что ты переживаешь? — утешила та. — А ты думаешь, другим говорят что-то иное? Знаешь, что сказал мой первый мужчина? «А ведь неплохо получилось, не так ли?»
— Правда? — улыбнулась Антонина.
— Именно так и сказал, — обняла ее сестра, — но главное в другом — ты стала женщиной и отныне будешь смотреть на жизнь совсем иначе, чем прежде…
Тем и закончилась ее первая любовь. Что еще можно сказать о Георгии, который, являясь персонажем эпизодическим, больше в нашей летописи не появится? Он так и не стал знаменитостью, поскольку, будучи от рождения любимцем судьбы, слишком рано поверил в то, что любой успех в жизни будет даваться ему без особых усилий, поэтому нет никакого смысла напрягаться и проявлять силу воли — гораздо приятнее наслаждаться сиюминутными радостями жизни. Однако радости эти понемногу иссякли, как, впрочем, постепенно иссякло и его природное обаяние… Нет, он не спился, не умер, не угодил в какую-либо кошмарную историю, а стал второразрядным актером второразрядного московского театра, женился на такой же заурядной актрисе и прижил с ней двоих детей.
Что касается Антонины, то, как мы расскажем об этом впоследствии, именно эту «девочку-цветочек» ждало весьма необычное и, можно даже сказать, экзотическое будущее.
Воскресным летним вечером ресторан «Вечерний звон» представлял собой весьма любопытное зрелище. Дело в том, что неотъемлемой частью российской питейной традиции является такое общеизвестное понятие, как «добавить». А где можно было добавить в застойные годы, когда само название «ночной магазин» ассоциировалось исключительно со словосочетанием «загнивающий Запад»? (Кстати сказать, ввиду скудости ассортимента, в те времена и дневного времени для торговли было более чем достаточно!) Естественно, только в баре или ресторане. А поскольку «Вечерний звон» был едва ли не единственным рестораном на всю округу, начиная с шести вечера к нему стекались «тепленькие» граждане, мечтающие проникнуть в расположенный при ресторане бар и «взять пузырь».
Однако этому активно препятствовали четверо запершихся изнутри молодцов. При этом складывалась забавнейшая коллизия — стоило кому-нибудь из посетителей переполненного ресторана вознамериться покинуть это заведение, как тут же закипала настоящая битва под названием «перетягивание двери». Все начиналось с того, что входная дверь открывалась и выбравшийся наружу посетитель сразу оказывался в самом центре возбужденной толпы, стремившейся проникнуть в образовавшуюся щель. Пока он лихорадочно работал локтями, пытаясь выбраться на открытое место, штурмующие яростно тянули дверь на себя, сочетая проклятия с мольбами. Четверо молодцов, в свою очередь, сочетая уговоры с угрозами, отпихивали самых настырных и стремились вновь запереть входную дверь на засов.
Какое-то время битва продолжалась с переменным успехом, но результат был всегда одинаков — дверь все же захлопывалась, оставляя внутри ресторана одного или двух страждущих. Затем происходили короткие переговоры, после чего один из юношей несся на второй этаж и спустя пять минут возвращался обратно, пряча в карманах пару бутылок водки. Они вручались страждущим, те рассыпались в благодарностях, дверь снова открывалась, выпуская их наружу, и битва закипала с новой силой.
Разумеется, молодцы действовали подобным образом отнюдь не бескорыстно — с каждой принесенной бутылки они имели законный рубль, а поскольку в иные вечера бегать вверх и вниз приходилось десятки раз, доход составлял месячную стипендию. Естественно, свой рубль с каждой проданной бутылки имела и барменша.
Трое из этих юношей были иногородними студентами-старшекурсниками различных московских вузов, зато в четвертом мы не без некоторого удивления узнаем Дениса Князева — того самого «историка», который когда-то предложил своим одноклассникам встретиться накануне третьего тысячелетия.
