— Вот черт! Сообразил, скотина! Морду ему набить, что ли? Ну, хорошо, а что дальше?
— Вчера он отозвал меня в сторону и заявил, что собирается организовать комсомольское собрание с повесткой дня: «Персональное дело комсомольцев Корницкого и Василенко, замеченных в аморальном поведении, разлагающем здоровый дух коллектива» — или что-то в этом роде. А потом предложил сделку — мы занимаемся с ним тем же, чем и с тобой, и тогда никакой «персоналки» не будет.
— Знал бы он, чем мы с тобой занимались! — Юрий невесело усмехнулся. — Нет, ну какая сволочь, а? Ведь за такие дела и отчислить могут… Кстати, а что ты ему ответила?
— Что таким, как он, не дают даже под угрозой смертной казни. — Полина сердито взглянула на поклонника. — А ты что подумал?
— Я был уверен, что ты так и сделаешь.
— И еще он сказал: «Ждите, когда я вывешу объявление». Злобно так сказал…
— Да, от него всего можно ожидать. — Юрий призадумался.
— Вон он, кстати, стоит и на нас смотрит.
Корницкий поднял голову, увидел злорадную физиономию Ваты и решительным шагом направился к нему.
— Ты куда? — окликнула его Полина, но он лишь махнул рукой.
Она осталась на месте, с тревожным ожиданием глядя вслед Юрию. Вот он подошел к Вате… хорошо, что с ходу его не ударил… Так, о чем-то разговаривают… Только бы не подрались! Впрочем, — и она нежно улыбнулась этой мысли, — со стороны Юрика это было бы так благородно!
— Слушай, мне надо в обеденный перерыв смотаться на почту, чтобы позвонить в Москву, — тем временем говорил Юрий, стараясь не смотреть в глаза комсорга.
— Зачем?
— Ну, разные там семейные дела…
— Жениться собрался? — Вата откровенно ухмыльнулся. — До комсомольского собрания все равно не успеешь.
Это было уже слишком — и Юрий стиснул зубы и кулаки.
— Завидуешь, сука? — злобно прошипел он.
— Ничего, — как бы говоря сам с собой, произнес Вата, — скоро тебе уже никто не позавидует. А на почту езжай, только смотри не задерживайся.
Не произнеся ни слова, Юрий обошел его и бросился бегом, стремясь перехватить отъезжавший грузовик, доверху наполненный мешками с картофелем.
На следующей день к краю поля, вдоль которого проходила разбитая грунтовая дорога, подъехали белые, заляпанные грязью «Жигули». Из машины, предварительно посигналив, вышел невысокий черноволосый человек лет пятидесяти, завидев которого Юрий устремился навстречу. После короткого разговора с отцом он указал ему на комсорга и вернулся на свое рабочее место. Отец сам подошел к Вате и отвел его в сторону. Коротко переговорив, они направились к «Жигулям» и сели в салон. Минут через десять Вата вылез наружу, а машина вновь просигналила.
— Ну что? — взволнованно поинтересовался Юрий, запыхавшись от быстрого бега.
— Садись, — хмуро кивнул ему отец и, стоило сыну оказаться рядом, глухо выругался: — Доигрался с девочками, черт бы тебя подрал! Знаешь, во что мне это обошлось?
— Но ты с ним договорился?
— Договорился… никто тебя обсуждать не будет.
— Меня? А Полину?
— Ты что думаешь — у нас дома стоит машинка для печатания денег? — разозлился отец. — Мне это и так стоило дороже, чем я предполагал. Ваш комсорг — жук еще тот!
— Это я и сам знаю. Так что насчет Полины?
— Плевать мне на твою Полину. Когда будет собрание, сиди и не вякай. Тебе надо закончить институт, без образования ты в Америке никому не нужен. Или ты собрался там машины мыть на какой-нибудь бензоколонке?
Юрий мрачно молчал.
— Ну, мне пора. Вылезай и помни, о чем я тебе сказал. Ты все понял?
Сын кивнул, хлопнул дверцей и, понурив голову, побрел вдоль кромки поля.
Собрание состоялось через два дня, в течение которых Юрий всячески избегал встреч с Полиной. Сначала она недоумевала, пыталась заговорить сама, а потом обиделась, особенно когда он принялся вяло ухаживать за подругой Татьяны Зинаидой — невысокой, не слишком красивой, но весьма смешливой девицей.
Комсорг Вата постарался от души — на собрании он клеймил несчастную Полину, используя весь идеологический лексикон того времени: «моральное разложение», «порочит звание комсомолки», «ведет себя вызывающе, противопоставляя коллективу, и это в то время, когда партия ставит перед нами важнейшие задачи…» и т. д. О Юрии не было сказано ни единого слова.
