— Что это с тобой? — услышав его сдавленное ругательство, самым невинным тоном поинтересовалась Полина.
— Издеваешься, да?
— Напротив, сочувствую.
— Если бы сочувствовала, то не доводила бы меня до такого состояния, — говоря это, Юрий зашел за угол стога, кое-как вытерся носовым платком, застегнул джинсы и тут же вернулся обратно. Полина продолжала сидеть на своем месте.
— Бедненький. — Она ласково протянула ему руку.
Мгновенно воспрянув духом, Юрий опустился рядом.
— Почему ты так упорно отказывалась? — с мягкой укоризной спросил он.
— Не хочу заниматься этим сейчас и здесь!
— Но почему, почему?
— Я очень похожа на Таньку?
— В каком смысле?
— В том, что со мной тоже можно иметь дело на скорую руку, да еще в походных условиях?
— Нет, но…
— Вот потому и отказывалась, и хватит об этом.
«Придется подыскать для походов в этот замечательный стог кого-нибудь другого, — с огромным сожалением констатировал про себя Юрий. — Ну ладно, отложим этот разговор до Москвы, тем более что она в чем-то права».
Закурив, он мельком взглянул на часы и изумленно присвистнул.
— Одиннадцатый час! Пора двигать обратно. Пойду позову этих счастливцев.
— Но сначала поцелуй меня, чтобы не делать этого потом, у них на глазах.
После такой просьбы Юрий окончательно воспрянул духом, так что на обратном пути был оживлен, весел и непрерывно сыпал анекдотами. Один из них вызвал особое оживление слушателей:
— Маленькая девочка говорит своей учительнице: «У моей кошки родились котята, и все они хорошие коммунисты». — «Прекрасно, — отвечает учительница, — воспитывай их в том же духе!» Проходит какое-то время, и она спрашивает у девочки: «Ну и как твои котята?» — «Хорошо, только они уже больше не коммунисты». — «Почему?» — «А у них глаза раскрылись!»
— Хорошо, что тебя Вата не слышит, — вдоволь насмеявшись, заявил Иван, — эге, а это что такое? Они уже перебрались через канаву, как вдруг откуда-то издалека раздался топот ног и яростный вопль:
— Стой, …твою мать! Стоять, суки городские, всех на х… убью!
— Черт, — пробормотал Иван, вглядываясь в темноту, — их слишком много, да к тому же среди них взрослые мужики с кольями. Ну, мальчики и девочки, — обратился он к своим спутникам, — что вы скажете насчет того, чтобы пробежаться до дома — и как можно быстрее?
— Побежали, — тут же кивнул Юрий, но, сделав несколько шагов, оглянулся на Ивана и остановился: — Эй, а ты?
— Бегите, — махнул рукой тот, — а я пока разрушу переправу.
Юрий не стал больше настаивать, и все трое побежали вперед, ориентируясь на далекие огни — это светили два уличных фонаря, находившихся напротив входа в бараки. Через несколько минут их нагнал запыхавшийся Иван.
— Порядок, — весело выдохнул он, — бревно вытащено на берег, и теперь арьергард противника барахтается в канаве. Можете бежать не так быстро.
Минут через пять они добежали до бараков, торопливо попрощались и разошлись в разные стороны. Однако, как вскоре выяснилось, главные события этого вечера были еще впереди. Иван вошел первым, снял старую кожаную куртку и, оставшись в одной рубашке, направился к своей кровати. Юрий появился в бараке через минуту после него, но стоило ему раздеться и одернуть свитер, как грохнул взрыв хохота. Сначала он не понял, в чем дело, и изумленно оглянулся на однокурсников:
— Вы чего ржете?
— У тебя свитер в соломе, — негромко пояснил Иван, быстро возвращаясь к нему. — Осторожно, здесь Вата.
Юрий и сам успел заметить комсорга, поэтому с самым невозмутимым видом пожал плечами и небрежно отряхнулся.
— Где же это вы были? — спросил Вата, подозрительно блестя своими поросячьими глазками.
— Гуляли по деревне, — ответил за двоих Иван, — ну что, хлопцы, не пора ли соснуть? Вырубайте магнитофон к ядрене фене.
Тем временем Вата уже быстро одевался…
— Этот жирный гад меня домогался!
— Кто?
— Вата!
— С какой стати? Как он посмел, сволочь?
Юрий был искренне изумлен и возмущен. Разговор с Полиной происходил в поле во время работы, через день после того достопамятного вечера.
— А ты знаешь, что из вашего барака он сразу же направился к нам?
— Ну и что?
— Да ничего. Нашел там меня, подошел пожелать спокойной ночи и, ехидно улыбаясь, снял соломинку с моего свитера.
