Штурм Иерусалима начался на рассвете 14 июля. Он был массированным; все силы армии, все боевые орудия разом оказались брошенными на неприятельские укрепления. Три перекатные башни под управлением Готфрида на востоке, Танкреда – на северо-западе и Раймунда Тулузского с южной стороны города, были придвинуты к стенам среди грохота орудий и криков воинов. Этот первый натиск был ужасен, но он еще не решил судьбу сражения. Стрелы и дротики, кипящее масло и смола плюс четырнадцать машин, которые осажденные имели время выставить против христиан, отразили нападение во всех пунктах. Проломы стен быстро заполнялись защитниками, их вылазки расстраивали ряды крестоносцев. Сарацинам удалось поджечь осадные башни наступающих, и к концу дня они были выведены из строя. Сражение длилось двенадцать часов, но так и не определило победителя. Стороны разлучило лишь наступление ночи. Возвращаясь в свой лагерь, крестоносцы с горечью констатировали: «Бог еще не нашел нас достойными вступить в Святой город».
Ночь не принесла успокоения ни осажденным, ни осаждающим. Мусульмане заделывали проломы стен и подвозили новые орудия, христиане чинили поврежденные башни и проверяли свои силы.
Следующий день удвоил ярость сторон. Крестоносцы, раздосадованные вчерашней неудачей, усилили натиск и дрались как бешеные. Защитники города, ободренные надеждой на египтян, удвоили число дротиков и каменных ядер, посылаемых их катапультами. С особенным упорством стремились они уничтожить башню Готфрида, на которой сверкал золотой крест. Герцог Лотарингский видел, как рядом с ним падали его воины и оруженосцы, но упрямо продвигался вперед, словно считая себя заговоренным от стрел и ядер. Время перешло за полдень, а судьба сражения все еще не определилась. Многие из нападающих стали терять бодрость, и враги тотчас это заметили, о чем известили радостными криками. И тут, как и под Антиохией, произошло чудо. Вдруг крестоносцы увидели на Масличной горе лучезарного всадника, который, потрясая щитом, указывал на Иерусалим. Готфрид и Раймунд заметили его первыми и одновременно воскликнули: «Святой Георгий идет к нам на помощь!» Вид небесного всадника зажег священным огнем души осаждающих, вызвал в них великий подъем, и сражение развернулось с новой силой. Несмотря на все препятствия, башня Готфрида первой достигла вражеских стен. Лотарингский герой в окружении своих братьев и вассалов через подъемный мосток спрыгнул на площадку стены и врезался в толпу объятых ужасом врагов. Солдаты, следующие за своим начальником, очищают площадку, спускаются на улицы и гонят бегущих. В это же время Танкред, оба Роберта и Раймунд Тулузский проникают в Иерусалим через большой пролом. По их приказу солдаты быстро ломают Кедарские ворота, и новые толпы крестоносцев врываются в город с криками: «Так хочет Бог! На то Божья воля!» Вожди встречаются на площади повергнутого Иерусалима; они обнимаются, плачут от радости и устремляются дальше, чтоб завершить свою победу.
Иерусалим был взят в пятницу 15 июля 1099 года в три часа пополудни, в день и час крестной смерти Спасителя. Казалось, сам этот факт должен был побудить христиан к милосердию. Но вышло иначе.
Раздраженные своими невзгодами и упорным сопротивлением мусульман, возмущенные их грязной руганью и поношениями христианской веры, затаившие с начала похода чувство мести к осквернителям Священного города, крестоносцы не знали жалости или великодушия. Страшная резня ознаменовала первые часы и дни после взятия Иерусалима. Сарацин кололи на улицах, в домах, в храмах, сбрасывали со стен и башен, не щадя ни женщин, ни детей. Город наполнился стонами и воплями жертв; мстители носились по улицам, попирая трупы ногами, обагренными кровью, и выискивали, где могли укрыться ищущие спасения. По словам историка, число жертв, заколотых мечом, намного превзошло число победителей.
Краткий перерыв в убийствах обозначило благочестие. Местные христиане, освобожденные крестоносцами, окружили своих спасителей ласками и заботой, делились с ними запасами продовольствия, совместно возносили горячие молитвы Господу. На какое-то время Петр Пустынник вновь стал главным героем. Вспомнили, что именно он пять лет назад обещал вооружить Запад ради освобождения Иерусалима и сдержал свое слово. Готфрид Бульонский первым из князей подал пример благочестия. Безоружный и босой, направился он в церковь Гроба Господня; за ним, скинув окровавленные одежды, последовали другие, наполняя храм рыданиями и покаянными молитвами, обнаруживая столь сильную и горячую набожность, что трудно было поверить, будто именно эти люди несколько часов назад топили город в крови стариков и младенцев. Впрочем, эти странные контрасты обычны для эпопеи Крестовых походов – мы видели их раньше, увидим и потом. Некоторые писатели пытались найти в них предлог для порицания христианской веры; другие, не менее пристрастные, стремились их обелить и извинить; но и то и другое одинаково ущербно – беспристрастный историк довольствуется одной лишь констатацией и молча плачет над слабостями людскими...
