Насколько я помню, речь у нас шла о тех двух красавцах, которые в конце XV века управляли государством, начинавшем уже слегка походить на Испанию, то есть об Изабелле Кастильской и Фердинанде Арагонском, прекрасно разбиравшихся в очень разных вещах. Одна из них – понимание того, что для финансирования всего предприятия необходима чертова уйма денег. А поскольку нынешние министры финансов еще не родились и, стало быть, бесстыдная система грабежа всех и вся еще не применялась, они решили – собственно, решила Изабелла, она ведь была той еще штучкой – изобрести иную систему изъятия звонкой монеты у населения за здорово живешь. А заодно держать в страхе подданных, особенно там, где фуэрос и прочие региональные привилегии ограничивали королевскую власть. Этим изобретением стал трибунал Священной канцелярии, известный под симпатичным именем «инквизиция», чьей главной мишенью были евреи. Вот у кого водились деньжата, поскольку это были администраторы, сборщики налогов, известные врачи, это они держали под контролем крупный бизнес, а также ссужали деньги под проценты – точно так же как банки выдают кредиты; собственно, тогда они и были банками. Так что для начала королева пощипала их по-хорошему, типа «дай-ка мне в долг немного деньжат, Иезекииль, завтра верну» или «если хочешь и впредь оставаться иудеем, Елизар, заплати-ка мне такой-то налог, и расстанемся друзьями». Кроме этого, были и такие, кто уже принял христианство, но дома, в семье, по-прежнему практиковал свою старую религию. Или не практиковал. Без разницы. Быть евреем или иметь евреев среди предков – то и другое навлекало на тебя подозрения. Так что инквизиция взяла на себя труд разобраться со всеми: сначала с обращенными, а потом и с остальными. Дело нехитрое: самого еврея – истребить или изгнать, его имущество – конфисковать. Прикиньте сами, насколько рентабельным был этот бизнес. Да и просто добрые люди в сторонке, как правило, не стояли: они, науськанные святым клиром на мессе, с удовольствием поджигали еврейские кварталы и волоком тащили по улицам тех, кто распял Христа; тех, о ком, кстати говоря, в одном из моих школьных учебников, изданном в 1950 году («допущено к печати Лино, епископом Уэски»), сообщалось, что евреи «становились объектом народной ненависти по причине своей скупости и совершенных ими преступлений». В сухом остатке: по причине и принимая во внимание, что это был отличный инструмент реализации власти и быстрого пополнения как королевской казны, так и кубышек святой католической церкви, инквизиция, взяв разбег, ничуть не снизила темпов даже после официального изгнания евреев в 1492 году, перенаправив свои усилия на другие сообщества, нуждающиеся в ее благочестивом надзоре, – на еретиков, святотатцев, содомитов. На всех опасных и вредных и иже с ними. Включая фальшивомонетчиков, что забавно. В стране, которая вскоре окажется в руках чиновников (тяжелая физическая работа не в счет) и пребывает в этих руках и по сей день, Священная канцелярия стала еще одним источником доходов: за счет этой системы жили бесчисленные священники и кланы. Любопытно вот что: если внимательно присмотреться, то легко убедиться, что инквизиция существовала во всех европейских странах и во многих из этих стран их собственная инквизиция по гнусности и жестокости нашу даже превосходила. Однако знаменитая «черная легенда», выпестованная внешними врагами, – а Испании, в общем-то, пришлось в одиночку противостоять практически всему миру, – обрядила в позорное санбенито исключительно нас. Но даже и с этим нам повезло как утопленнику. Легенда-то не на пустом месте возникла, несмотря на уверения в противном какой-нибудь свеженькой, разными фобиями унавоженной истории, которая, как дитя, все прощает безупречной имперской Родине-матери. Ведь Священная канцелярия, упраздненная во всех нормальных странах уже в XVII веке, просуществовала в Испании до конца первой трети века XIX, а оправдывали ее еще и в XX: «Наши Католические короли были убеждены в том, что душа обладает гораздо большей ценностью, чем тело», – сообщалось в том самом учебнике, который я упоминал выше. Так или иначе, но вред, причиненный инквизицией, – короли, которые за ее счет обогащались, и церковь, которая ею управляла, ее использовала и продвигала, – вылился в нечто гораздо большее, чем страх преследований, ужас перед пытками и костром. Вездесущность и всевластие инквизиции отравили Испанию подлой привычкой к подозрениям, доносам и оговорам, которые уже никогда нас не покинут. Каждый, кто желал свести счеты с соседом, старался подстроить, чтобы сосед предстал перед трибуналом инквизиции. Что в конечном счете развратило испанский народ, подточив его мораль, погрузив в страх и доносительство точно так же, как позже это случится, например, в нацистской Германии или в коммунистической России, и так же, как это происходит на наших глазах в странах с радикальным исламизмом. Или – нет нужды далеко ходить – в некоторых уголках, городах и провинциях нашей сегодняшней Испании. Общественное давление, боязнь собственного окружения, горячее желание подладиться к тому, кто при власти, да и само это выражение – вера обращенного, которое так точно определяет нас, испанцев, когда мы рьяно демонстрируем увлеченность чем бы то ни было с одной-единственной целью: чтобы никто не заподозрил нас в обратном. Оливкой в бокал с коктейлем добавим к этому еще и зависть – могучее национальное чувство. Потому как добрая половина казней и прогулок к стенке, которые практиковались обеими сторонами в эпоху гражданской войны 1936–1939 годов – или тех, что совершались бы сегодня, будь такая возможность, – обусловлены не чем иным, как нашей старой склонностью сохранять инквизицию, но уже другими средствами.
