В начале XVI века, когда Испания территориально была уже единой, по внешнему виду похожей на более или менее современное государство (при открытой к тому времени Америке и мощном торговом и военном влиянии в Италии, на Средиземноморье и в европейских делах), на такое государство, которое того и гляди вот-вот станет самой нахрапистой мировой державой Западного мира, – так вот, ровно в тот самый момент мы и начали все потихонечку гробить. И вместо того чтобы заняться своими делами, то бишь сломать хребет дворянству – они налоги не платят – и буржуазии, окопавшейся, как в траншее, в своих фуэрос и территориальных привилегиях, а также завести шашни с португальскими королевами и королями, дабы перенести столицу в Лиссабон, стать морской державой и глядеть на Атлантику и Америку, за которыми будущее, мы по уши залезли в грядущие династические и религиозные войны Европы, где до того момента мы вроде бы ничего не теряли, но где нам предстояло потерять все. Жаль, конечно, потому что партия поначалу была явно выигрышная, да и удачи, казалось, нам было не занимать. Католические короли выдали свою третью дочку, Хуану, не за кого-нибудь, а за австрийского Филиппа Красивого – самонадеянного красавца из весьма могущественной семьи, который, к несчастью, вышел нам как-то боком. Однако после того, как наследный принц Испании, Хуан, умер совсем молодым, а вторая королевская дочка тут же отправилась вслед за ним, вышло так, что Хуане и Филиппу предстояло унаследовать корону после смерти родителей с той и другой стороны. Что оказалось для них ношей непосильной. Филипп, как я уже говорил, был пустышкой и, на наше счастье, довольно скоро умер – к огромному облегчению всех окружающих, кроме его благоверной, втюрившейся в него по самые уши (у нее и вообще не все дома были, причем до такой степени, что в Историю она вошла как Хуана Безумная). Но сынок у них, однако, получился разумным, толковым и с яйцами. Звали его Карлом. Эдакий блондинчик, даже рыжий, он получил хорошее образование во Фландрии и унаследовал, с одной стороны, трон Испании, а престол Германской империи[34] – с другой. И на этом основании стал Карлом I в Испании и Карлом V в Германии. Здесь, в Испании, у него поначалу не заладилось: явившись к нам в качестве наследника, ни слова не знающего по-испански, он привез с собой целую толпу своих приятелей и однокашников, намереваясь расставить их на все важные посты, чем и вызвал неслабую бурю негодования в элитах. Кроме того, подтерев свою королевскую задницу фуэрос и другими аналогичными бумажками, править он взялся, выказав полное презрение к местным обычаям и, в силу своей молодости и головотяпства, не имея ни малейшего понятия о том, с кем связался. Вот вы, например, прочли уже восемнадцать глав этой истории; но он-то тогда их еще не читал и думал, что испанцы – это как, к примеру, немцы. То есть такие образцовые граждане, готовые останавливаться на красный свет светофора, тянуть носок в строевом шаге на параде и доносить на соседа или поджаривать еврея, когда к этому обязывает действующее законодательство, а вовсе не так, как здесь, – когда моча в голову ударит. Так что можете себе представить, какая у нас тут развернулась партизанщина; а уж тем паче, когда Карл, будучи, как я уже говорил, плохо знаком с местным колоритом и без малейшего понятия о том, с какой публикой имеет дело, потребовал у кортесов[35] чертову уйму денег на свою коронацию императором. Деньги он в конце концов получил, но каша заварилась неслабая. С одной стороны, в Кастилии вспыхнул мятеж, или Восстание комунерос[36], в котором люди выкладывались по полной, пока предводителям мятежа не отрубили головы, что случилось после сражения при Вильяларе. С другой стороны, в королевстве Валенсия началось восстание, получившее название Братского[37]: скорее стихийный бунт простонародья, с анархическими крайностями, грабежами и убийствами, закончившимися, к облегчению самих валенсийцев, разгромом мятежников в Ориуэле. Как бы то ни было, Карлу довелось поглядеть, где раки зимуют, и он понял, что этими пауками в банке нужно управлять изнутри и мягонько, с вазелинчиком, потому как дебит-то – здесь. Так что пришлось ему начать испанизироваться, опираясь на Кастилию, более покорную и с меньшими фантазиями на тему фуэрос по сравнению с другими землями, и начать хоть немного, в конце-то концов, просекать тему этой страны сукиных детей. На тот момент Испанская империя вкупе с Америкой, где все только росло и ширилось, а также с половиной Италии (ее мы держали железной рукой, в том числе и сильно струхнувшего папу), со всем западным Средиземноморьем и владениями на севере Африки, уже завоеванными или которые вот-вот будут завоеваны, включала в себя Германию, Австрию, Швейцарию, Нидерланды, а также часть Франции и Чехословакии. Ко всему прочему не стоит забывать и о том, что будущие открытия в Тихом океане вскоре прибавят к ней и новые земли. Итого: фраза о том, что в Испанской империи никогда не заходит солнце, была как нельзя более кстати. Казалось, что мы сорвали джекпот рождественской лотереи, и даже баски и каталонцы, как всегда, когда есть чему липнуть к рукам, да еще и совместный бизнес в придачу, светились от счастья, именуя себя испанцами, говоря по-кастильски и ловя момент в настоящем и будущем. «Бенвингутс», «зорио́нак»
