Немногим лучше известно положение христианства. Судя по всему, в Иране оно быстро распространилось и добилось существенных успехов. В IV в. святой Иоанн Златоуст утверждал, что его доктрина изложена на языке персов; в V в. Феодорит Кирский отмечал, что персам известно Евангелие (Migne, Patrologie grecque, LIX и LXXXIII); присутствие христиан засвидетельствовано в Бактрии и Согдиане. Говорят о восьмидесяти епископствах в Иране. Не подлежит сомнению, что очень рано, вероятно, со времён царствования Шапура I, священные тексты действительно переводились на персидский язык, что отвечало как потребностям христиан, желавших обращать маздеистов, так и потребностям маздеистов, которые были намерены полемизировать с христианами. Обращение Армении в христианство, объявленное в 301 г. государственной религией, обращение, которое в большой мере было заслугой святого Григория Просветителя, позволило этой стране обрести единство, но сформировало его в борьбе с Сасанидами и персидским маздеизмом, отчего христиане стали выглядеть врагами Ирана. Такое впечатление дополнительно усилил Миланский эдикт 313 г., предоставивший христианам Римской империи свободу вероисповедания, поскольку с тех пор Сасаниды сочли, что Римская империя стала христианской, что было правдой, и что христиане как византийцы — их естественные враги, что было неправдой. Понадобились создание отдельной иранской церкви в Селевкии-Ктесифоне, выступление собора, состоявшегося в том же городе в 410 г., за несторианство, назначение католикоса, пяти митрополитов и тридцати епископов, чтобы это мнение изменилось. Надо ещё отметить, что басилевс по-прежнему считался главой христиан, коль скоро в 590 г. тюркских воинов-христиан мятежного Бахрама Чубина отослали в Константинополь, поскольку персы полагали, что те ему подчинены.
Политика Сасанидов по отношению к христианству всё время колебалась между благоволением, терпимостью и преследованиями — эти гонения были вполне реальны, но их размах и последствия, должно быть, преувеличены. Арнольд Тойнби (Toynbee, 1963, р. 248) справедливо подчёркивает, что в IV в. византийские несториане находили в Иране убежище — конечно, потому, что их преследовала власть, но ведь они были христианами. Разве святой Евгений не исцелил сына Шапура II? Разве Хосров II (590-628) не женился на христианках, на византийской принцессе Марии и на прекрасной Ширин, «Сладкой», её сопернице, героине романа, который приведёт в восторг мусульманский мир? Разве его не подозревали в том, что жена обратила его, пусть он даже избивал христиан, когда в его земли вторгся Ираклий? Разве христиан наряду с маздеистами и маздакитами не пригласили в 529 г. на собрание, которое осудило последних? Разве католикос Ишояб не осведомлял Хосрова II о действиях византийцев? Разве Сасаниды не вернули, несомненно под нажимом, 14 сентября 629 г. Ираклию крест Христа, похищенный в Иерусалиме, — и это событие церковь всё ещё ежегодно поминает во время праздника Воздвижения Креста Господня?
Степень жестокости и эффективность антихристианских мер, мученичеств, при Шапуре II в 350 г., при Бахрам Гуре (421-438), при Хосрове I (531-579) оценить невозможно... Должности некоторых из жертв, например, великого евнуха при Шапуре, показывают, что христиане просочились в правящий класс; должности некоторых гонителей, например, мобедан мобеда Михр-Шапура, ещё при Йездигерде I тщательно подготовившего избиение времён Бахрам Гура, свидетельствуют, что преследования совершались не только по политическим причинам, но также из фанатизма. На отношение Сасанидов к христианам, то благоприятное, то неприязненное, влияли отношения с соседями — друзьями, а чаще врагами, но сохранялись и старинные принципы терпимости, иногда дававшие о себе знать. Можно допустить, что Кавад I в 529 г. дал убежище семи учёным эллинской философии только в пику Юстиниану, закрывшему Афинскую академию, но ведь не по той же причине Хосров через несколько десятков лет включил в мирный договор с Византией статью, предусматривающую, чтобы эти учёные, страдающие в изгнании, могли вернуться домой...
