Когда началась война, ситуация всё ещё оставалась крайне запутанной. Немцы обхаживали персов, пытаясь привлечь на свою сторону. Османский халиф из своего дворца в Константинополе провозгласил джихад. Кто к нему прислушался? Никто, тем более не Иран, который был шиитским и не забыл долгих конфликтов с западными соседями. Впрочем, что он мог бы сделать? Он безучастно наблюдал, как накатывались и откатывались волны иностранцев: как пришли турки, которые в апреле 1916 г. заняли Хамадан, Керманшах, Казвин, как пришли русские, которые в конце 1916 г. оккупировали Тегеран и Кум, изгнав в 1917 г. османов, как пришли англичане, которые создали национальную жандармерию под английским командованием и захватили Йезд, Шираз, Исфахан. Во время советской революции эта жандармерия вытеснила русских с севера страны и в результате к концу войны заняла всю её территорию, от Персидского залива до Каспийского моря. 9 августа 1919 г. Великобритания всё-таки признала полную независимость Ирана и начала выводить войска. Она оставила его в состоянии полного распада.
РИЗА-ШАХ ПАХЛАВИ
После этого полковник иранских казаков, родившийся в Мазандаране в 1878 г., пошёл на столицу, 22 февраля 1921 г. вступил в неё, 25 апреля 1921 г. сумел стать военным министром, потом, 28 октября 1923 г., премьер-министром, а 31 октября 1925 г. добился от парламента низложения шаха. Собирался ли он установить республику? Судя по всему, да, потому что пребывал под сильным влиянием того, что сделал в Турции Мустафа Кемаль Ататюрк, чьему примеру он следовал и чьим реформам, хоть и более робко, подражал. Но общество привыкло к монархии, идея республики его пугала. И он стал королём. Об этом он объявил 17 сентября 1925 г., а 25 апреля 1926 г. короновался под именем Риза-шаха Пахлави. Риза — это было его имя. Шах — титул. Пахлави — старинный термин, который он откопал в далёком доисламском прошлом, чтобы назвать этим красивым словом создаваемую династию, что показывает, что он хотел восстановить связи с этой древностью, перекинуть мостик через все века ислама, и это соответствовало чаяниям той части нации, которая хотела модернизации, но заронило в сердца мулл зёрнышко, которое через сорок лет разрастётся в большой столетник, чьи корни расколют фарфоровый горшок монархии. Позже монархи Пахлави ещё не раз проявят свои трансисторические устремления: в 1935 г., когда в качестве названия страны откажутся от «Персии» ради «Ирана», и в 1971 г., когда устроят грандиозные празднества в Персеполе в честь две тысячи пятисотлетней годовщины империи. Тогда об этом говорили много; туда съехались главы государств, и в тот день весь мир был у ног шаха; менее через восемь лет весь мир, за исключением Египта (к его чести), с редкостной трусостью отступится от последнего.
Можно было бы полагать, что это обращение к прошлому выражало только личную волю или прихоть монарха. Но я только что сказал, что оно в то же время соответствовало глубинным чаяниям части нации — студентов, интеллектуалов, которых объединяло общее стремление возвеличить это прошлое, чтобы забыть об упадке, какой страна переживала в настоящем. Мы уже несколько раз, говоря о разных веках, обнаруживали эту приверженность иранцев к великим деяниям Древней истории. Время не охладило эти чувства. Они проявлялись уже при Каджарах, когда Насир ад-дин (1847-1896) велел высечь рельефы в скалах в подражание древним Ахеменидам и Сасанидам (рельефы в Рее, изображающие царя, который охотится с соколом, и царя, сидящего на троне в окружении двора).
И если в сегодняшнем исламистском Иране нам трудно представить себе подобные чувства, мы уверяем, что в XX в. они были ещё живы и соперничали с приверженностью к исламу, будучи тоже реакционными, но с другой направленностью. Сколько раз в молодости я слышал дифирамбы Дарию, Хосрову, маздеизму! Сколько было нападок на арабов и даже на ислам, которых обвиняли во всех бедах, на которых сваливали всю вину за упадок Ирана! Презрение к племени завоевателей было — и остаётся? — очевидным. Выражение «я по рождению араб», с помощью которого извиняются, если чего-то не поняли, хорошо известно, и Венсан Монтей, напомнивший о нём, также приводит заявление видного перса, сказанное одному из его британских гостей: «Ислам — для нас это только средство, чтобы прогнать вас».
