Фатх Али-шах надеялся, чтобы компенсировать эти тяжёлые неудачи, хотя бы частично воссоздать великий Иран, завоевав Месопотамию и Герат. Слабость Османской империи, находившейся в полном упадке, казалось, должна была облегчить первый шаг — слишком поспешно сделанный ещё Зендами в 1775 г., которые сумели занять всего один город, Басру, и очень скоро снова его потеряли. Но в начале XIX в. русские благосклонно смотрели на амбиции Фатх Али, и иранцы устраивали всё новые пограничные инциденты, совершали всё новые набеги, пока османскому султану Махмуду II в 1820 г. не пришлось объявить им войну. Вопреки всем ожиданиям иранская армия добилась блестящих успехов, но не смогла их развить из-за потрепавшей её эпидемии холеры. В июле 1823 г. в Эрзуруме был подписан мир. Больше вплоть до первой мировой войны турок иранцы не увидят. Что касается Герата, население которого говорило по-персидски, который входил в состав исторического Ирана и был одним из главных мест действия иранской истории, то им правил независимый хан, старавшийся не допустить нападений афганцев. Фатх Али в 1833 г. послал своего сына, будущего Мухаммад-шаха, осадить Герат. Город должен был пасть. Он был готов пасть. Но нет. Суверен умер. Мухаммад отступил и решил вернуться к завоеванию позже, когда как следует утвердится на троне.
До этого было далеко. На трон претендовали его дядья. И, конечно, раздором из-за наследования престола заинтересовались русские и англичане. Поскольку они взаимно подозревали друг друга в готовности к интервенции и знали, что она могла бы вызвать конфликт между ними, они предпочли вступить в переговоры о нейтралитете. Те и другие обязались по договору не вмешиваться во внутренние дела Ирана, уважать его независимость и требовать этого уважения от других. Это соглашение 1834 г. надолго определило их политику в этом регионе и сделало старинную империю буферным государством.
Наконец в 1837 г. Мухаммад-шах сумел взойти на престол и немедленно ещё раз двинулся на Герат. Но ситуация уже полностью изменилась. Англия уже не собиралась позволять кому бы то ни было вторгаться в Афганистан, из которого сделала охраняемое охотничье угодье; она дала об этом знать Тегерану и, поскольку город оборонял в числе прочих и один англичанин (Поттинджер, простой лейтенант: этим всё сказано!), сочла, что иранцы напали на неё саму. В Персидский залив вошёл британский флот и высадил роту индийских сипаев, что вызвало серьёзные волнения в Фарсе. Шах был вынужден пойти на попятный. Однако персы не отказались от мысли вернуть Герат. Мухаммад-шах ещё раз подступал к нему в 1845 г., а Насир ад-дин-шах (1847-1896) в 1852 и 1856 гг.: первые два раза персы приходили на призыв о помощи со стороны города, которому угрожали афганцы, а в 1856 г. — по наущению России. В тот год возникновение всеобщего пожара казалось неизбежным. 1 ноября правительство Индии объявило Ирану войну и высадило войска в Бушире. Русские приготовились к интервенции. своё посредничество предложил Наполеон III. Русские не шевельнули пальцем. Англичане в основном вывели вооружённые силы из Персидского залива. Насир ад-дин отказался от всяких притязаний на Герат. Наконец, в 1863 г. последний попал в руки афганцев и вошёл в состав царства, к которому не имел никакого отношения.
Вполне очевидно, что Насир ад-дин был слишком слаб и имел слишком плохо вооружённую армию, чтобы вести войну с великими державами. Он мог только пассивно наблюдать, как британцы обосновались в Бахрейне, усиливали контроль над Персидским заливом с 1870 по 1888 г., как русские завоевали Бухарское ханство в 1868 г. и Хивинское в 1873 г., и по договору, подписанному в 1882 г., согласился на спрямление своих северо-восточных границ, окончательно отказываясь от любых претензий на Мерв и его провинцию. Он понял, что Европа может всё и что она — это всё, что Иран не может ничего и он — это ничто и что для выживания последний нуждается в вестернизации. Так не состоял ли его долг в том, чтобы познакомиться с теми, кто диктует закон, и в том, чтобы попытаться их понять? Если только им не двигало чистое любопытство! В 1873 г. он отправился в Европу; он возвращался туда в 1878 г., в 1879 г. и тем самым ввёл моду на присутствие шахов на Всемирных выставках, которой его преемники будут следовать даже слишком усердно. Он был вынужден констатировать плачевное состояние своей страны, которому Абдул-Баха, сын основателя бахаизма, дал суровое, но объективное описание, даром что оно вышло из-под пера жертвы режима: «Бахаулла явился в то время, когда Персидская империя была погружена в пучины мракобесия и невежества и обуреваема всеослепляющим фанатизмом. [...] Персия пала так низко, что все иностранные путешественники выказывали сожаление о том, что страна, прежде столь славная и высокоцивилизованная, оказалась в таком упадке, разрушении и хаосе и что её население утеряло былое достоинство» («Ответы на некоторые вопросы», IX).
