На сословие налагалась обязанность проповеди монархических идей. Послушные проводники идей государства, служители алтаря и трона беспрекословно и педантично выполняли правительственные распоряжения, настойчиво домогаясь привилегий для своего сословия. Домогательство они постоянно подкрепляли готовностью бороться со всяким свободным проявлением мысли, используя все богатство риторического искусства, веками изучавшегося в этой среде, многообразие литературных полемических приемов, выработанных многочисленными упражнениями - от ученических сочинений до книг и статей специального характера.
Государство оценило эту деятельность и на протяжении двухсот лет расплачивалось с послушными «идеологами». Указами 1767 и 1771 годов было запрещено подвергать телесным наказаниям священников и дьяконов. Правительство Екатерины II, при генеральном межевании, выделило причту сельских церквей по 33 десятины. При Павле устанавливаются высочайшие награды для духовенства в виде светских орденов Владимира, Станислава, Анны. Указом Александра I в 1801 году окончательно отменяется телесное наказание для всех церковнослужителей, а восемь лет спустя указ распространяется и на их семьи. Во времена Николая I приходскому духовенству назначается жалованье от государства, так сказать, прожиточный минимум, но отнюдь не воспрещается принимать вознаграждение от прихода. Давая отдельные привилегии духовенству, правительство всячески стремилось осложнить выход из сословия, придавая ему замкнутый, сугубо кастовый характер. Черное духовенство поддерживало эту тенденцию, отбирало из духовной школы наиболее способных учеников, заглушая в них всякую самостоятельность мысли, и почти насильно надевало на них клобук, вознаграждая их за отречение «от радостей мира сего» материальным благополучием. Заметив в ученике склонность к угодничеству и подхалимству, предлагало ему постричься, видя в нем достойного инока в будущем; наконец, просто загоняло в монастырь бездумных охотников до соблазнов, но учившихся по первому разряду. Из этих-то воспитанников, оштрафованных монашеством за мирские радости, и приготовлялись высшие рясофорные чиновники, удобные для правительства полным отсутствием собственного мнения[39]. Разумеется, большая часть воспитанников не удостаивалась милости начальства и предназначалась к деятельности приходского духовенства, для которого возможность снять сан и выйти из своего сословия навсегда отрезалась.
Реформа 1808 года, о которой говорилось выше, не была фактически завершена. Правительствующий синод ловко использовал мысль Сперанского о просвещении сословия путем обязательного прохождения сословной школы, сделав ее принудительной. Правда, был расширен объем программ, введены новые предметы из «мирских наук», которые явились своеобразным привеском к духовному образованию. Неизменными сохранились старые методы преподавания, где всё покоилось на механическом запоминании, на долбне. В это время реформа Сперанского, по существу, была сведена на нет. Особым распоряжением детям духовенства и церковнослужителей запрещалось выходить из духовного звания. Своеобразно образованному молодому человеку закрывались все дороги, кроме духовного ведомства. Сословная школа во всех своих трех званиях всё явственнее выступала как учреждение, построенное на манер николаевской казармы. Автор реформы расплачивался за «грехи молодости» исправной службой крупного чиновника, постоянно подчеркивая умеренность во взглядах, аккуратность в труде и свидетельствуя свои верноподданнические чувства, как и полагалось истинному сыну духовного сословия.
Видное место в изучаемой школе занимает Александро-Невская бурса, из которой вышел Сперанский. Интересна она и тем, что в ней четырнадцать лет провел Помяловский. В 1843 году восьмилетним мальчиком он поступил в Александро-Невское приходское училище, которое составляло одно целое с Александро-Невским духовным училищем и управлялось одним и тем же начальством. В 1845 году он был определен в низшее отделение духовного училища, в 1851 году - в семинарию и в 1857 году окончил ее. Зажатый в тиски духовного «просвещения», он изнывал от отчаяния и злобы, встречая на каждом шагу надругательства и оскорбления со стороны учителей и начальства, видевших в нем неподатливого, упрямого лентяя, бесчувственного к розге, смирителю буйства и гордости, внушителю прилежания и смирения. Последним качеством как раз и не обладал Помяловский, а следовательно, не мог быть не только в числе лучших, но хотя бы терпимых начальством учеников, ибо для того, «... чтобы быть хорошим учеником, мало хорошо учиться и вести себя нравственно, - надо было превратиться в столб одушевленный, которого одушевление выражалось бы постоянным поклонением пред монахом-инспектором... »
