ВАУ: А группа 8 человек — это разные специальности?
ААЗ: Что такое разные специальности? Специальность — считалось, что у всех французский язык.
ВАУ: А почему же вы один из МГУ?
ААЗ: Ну МГУ же второстепенное учреждение по сравнению с Инязом. Когда Вовченко, проректор Московского университета, прибыл в Париж, он пожелал произвести ревизию студентов, которые там учатся. Приказал всем собраться в посольстве. Значит, все собрались в посольстве, явился Вовченко и страшно удивился, увидев какие-то мои бумаги, что я студент Московского университета. При том, что он сам проректор Московского университета. «Странно! — сказал он. — Мне казалось, что я каждому из вас выдавал билет Московского университета».
ВАУ: Я не понимаю, ему показалось удивительным, что вы — единственный?
ААЗ: Нет, что я все-таки есть тоже. Он не знал, что на самом деле среди тех, кого он посылает в Париж, есть хоть один настоящий студент Московского университета. Подозрительно, конечно.
ВАУ: А, они там все числились как студенты Московского университета?
ААЗ: Да. Потому что обмен был между университетами. А филологический факультет, по-видимому, счел для себя зазорным, что он не может ни одного человека, удовлетворяющего требованиям, найти. Это мне потом всё рассказали, я не знал ничего. Кто-то им сказал, что на английском отделении есть один, который разными языками владеет. Меня вызвал к себе Зозуля Михаил Никитич…
ВАУ: Зозуля — такой правящий замдекана.
ААЗ: Абсолютно, да, совершенно.
ВАУ: Потому что деканы приходят и уходят, Зозуля остается.
ААЗ: Кабинет, по-моему, был прямо тот же самый, что и у Самарина [29] позже. Ну, впечатление, когда тебя вызывает Зозуля, всегда, конечно, самое тревожное. Я шел, мысленно перебирая вообще все свои преступления за последнее время и что, где, как я должен скрывать, укрывать и спасаться.
Зозуля вальяжно так сидел. «Заходите», — говорит. Я мучительно пытался сообразить по разным в воздухе носящимся флюидам, что сейчас дальше будет, какого рода казнь. И какого рода гадость. «Ну, как учитесь?» Ну, что-то такое я ему отвечал. «Как настроение?» Тоже что-то такое ему отвечал. «Ну, вот французский язык вы изучали? Знаете французский?» Ну, тут у меня мгновенно стали вертеться в голове мысли: что, зачем ему французский? У меня первый язык английский, второй язык шведский. Первая мысль, конечно, у меня была, что сейчас меня приставят к делегации из Габона их сопровождать по Москве с французским языком и, значит, следить за тем, чтоб они нигде не смотрели на улицу, когда там очередь в магазин. Ровно такой опыт у меня уже случился, когда меня приставили к индийской делегации среди многих приставленных. И потом мне уже устраивали разнос за то, что я с ними слишком хорошо разговаривал.
ВАУ: По поводу? Что значит «хорошо разговаривал», а как нужно?
ААЗ: Мы проезжали город Тулу, ехали на автобусе в Ясную Поляну и проезжали Тулу, где из дверей магазинов торчали длинные очереди. На что индусы спросили, почему такая длинная очередь. Я им сказал: «За хлебом». А человек, который сидел сзади меня только для того, чтобы контролировать (не индусов, а меня), он донес это вечером того же дня. Куда надо. Английский язык знал достаточно для этого. Для этого специально изучил — чтоб знать, что я скажу индусу. И я твердо запомнил, что большей гадости представить себе невозможно, чем если тебя поставят в такую делегацию, а потом будут сдирать шкуру за то, что ты не так ответил.
ВАУ: Ну, и за то, что вы сказали, что там была очередь за хлебом, вам было врезано?
ААЗ: Врезано, да. Но как бы еще пока без непосредственных репрессий, а только в качестве доброты сказано, что «в следующий раз смотри!»
ВАУ: А вот что надо было сказать?
ААЗ: Ну, я уж не помню. Какое-то вранье. Что это вообще не очередь, а клуб. Для играющих в шахматы. Совершенно не помню. Помню только ощущение, что надо всеми силами… Мне сперва было интересно поехать с индусами, поговорить. Но после той экспедиции отбило охоту начисто общаться с какими бы то ни было делегациями.
ВАУ: Ясно. В общем, вы решили, что это опять.
