ААЗ: Ну конечно. Камерун, Габон… И я, конечно, сказал: «Ну что вы! Разве я знаю французский? Так…» Зозуля задумался. Ну, он тоже, я думаю, не лыком шит. Телята его будут обводить вокруг пальца! «Ну, — сказал он, — да? Плохо, значит, знаете? Ну а, скажем, лекцию по-французски могли бы понять?» Ну, тут у меня сверкнуло вообще бог знает что. Конечно, сообразить хоть отдаленно, что там на самом деле, это мне не хватило бы никакой дерзости. Я только понял, что это совсем не то. И сказал уклончиво, неопределенно, что это зависит от лекции. «Ну а в университете занятия могли бы по-французски слушать?» — «Ну, в университете слушать — это, конечно, ерунда!»
Нет, как-то он сказал: «А учиться во французском университете вы бы могли?» Тут я: «Ну, это уж!..» Потому что это уже степень фантастики какая-то… При том что я действительно по-французски… не мой язык был. Я тогда, к тому времени, выучился читать, но очень плохо язык знал. Тогда он раскрыл карты. Сказал: «Мы вас, может быть, пошлем. Объявляйтесь в иностранный отдел тогда-то, пусть вам произведут экзамен, как вы знаете французский язык». Был экзамен, действительно. Я явился в иностранный отдел университета. На каком-то там тридцать пятом этаже, не знаю где.
ВАУ: И там произвели экзамен? Они сами-то хоть знают чего-нибудь?
ААЗ: Они считали, что они произвели экзамен.
ВАУ: Парле ву франсе?
ААЗ: Ну примерно. Им только этого и надо было. Потому что, вообще-то говоря, у них прочно сидело, что чем хуже человек знает язык, тем он лучше в качестве посылаемого. Поэтому экзамен был как раз смехотворный. Парле ву франсе, что-то в этом духе. Но тем не менее какая-то галочка была поставлена, что я прошел экзамен. Ну а дальше… это был сентябрь 1955 года. «Когда ехать?» — «Ну через неделю-две».
Через две недели я уже от нетерпения звоню им, в иностранный отдел. Звоню. Правильно, говорят, через неделю-две.
Через две недели я им звоню и получаю спокойный вежливый ответ: через неделю-две! Ну, можете сами посчитать, сколько таких ответов я получил в течение 365 дней.
ВАУ: А вы каждые две недели звонили?
ААЗ: Потом реже. Когда наступила зимняя сессия — я же не учился, готовился, я им звоню: сессию мне сдавать? Я же уеду до сессии. За три недели до сессии, скажем. Они мне сказали: «Ну-у, сессию сдайте!» Я сдал зимнюю сессию. В состоянии человека, который через неделю-две уезжает в Париж! Не куда-нибудь! Нет, сейчас это ни с чем нельзя сопоставить. Ни с чем нельзя сопоставить! Ну, вот — на Юпитер, пожалуй что, да.
Нет, нет. Это невозможно вообразить на самом деле — ситуацию человека, который в 1956 году отправляется в Париж! Весна наступила, полгода прошло — больше, чем три недели, мне сроку не давали никогда. Ну, бывали иногда милосердны, три недели давали. «А уехать из Москвы можно?» — «Нет, ни в коем случае нельзя!» Летнюю сессию — я уже их не спрашивал — сдал. И летом я понял, что все блеф, и, несмотря ни на что, уехал в поход.
ВАУ: С кем? Кто там участвовал?
ААЗ: Друзья-математики: Никита [Введенская], Синай… В поход по Днестру. Сколько можно? Морочили голову. Я к этому спокойно совершенно относился: нормальная советская заморочка головы, и все. Мы сплавлялись по Днестру, потом в конечном итоге добрались до Одессы. А в Одессе ждало письмо «до востребования»: «Немедленно возвратиться в Москву для отправки в Париж!»
ВАУ: А откуда знали адрес ваш?
ААЗ: Ну дома, наверно, взяли. Мама моя же знала, конечно. К этому моменту поход закончился, каждый поступал, как хотел. Кто ехал в Крым, кто еще куда, так что поход я не прерывал.
Елена Викторовна Падучева рассказывает:
— К какому-то моменту стало ясно, что после третьего курса Андрей в Париж не поедет. И в этот момент подвернулся байдарочный поход математиков. И мы там были уже вдвоем в байдарке, в этом походе. Даже есть фотографии какие-то. Под парусом плывем. Поставили парус для красоты. Пока был попутный ветер.
— То есть, когда он уже уехал, вы уже имели в виду, что… Что-то имели в виду, да?
— Ну, трудно сказать. Трудно сказать! Он вернулся в 1957 году, а поженились-то мы в 1958-м только еще! Андрей доучивался.
