Поздно ночью Бусыгин пошел домой. На стеклах окон появились прикрепленные крест-накрест полоски бумаги. Мимо Нарвских ворот проплыли аэростаты воздушного заграждения. Один за другим по проспекту Стачек проходили красноармейские колонны. У каждого красноармейца были скатка и противогаз.
Брат Виктор ушел в армию. Мать, бледная, осунувшаяся, дрожащая, не находила себе места. Сестры успокаивали ее, стараясь приободрить.
Николай сказал матери:
— Да ты не волнуйся, мама. Вот увидишь: наши их так стукнут, что фашисты покатятся…
— Покатятся, — тихо повторяет мать, — покатятся… Когда это они покатятся. А пока кровь людская льется на русской земле.
— Но ты же не знаешь, мама, что есть у нашей Красной Армии. Я-то знаю.
— Ты, сынок, знаешь. Это хорошо, что ты знаешь. А Витя уже там, где кровь. — Она заплакала.
Заснуть Николай не мог. Он все размышлял: в армию его не возьмут — это факт, но и сидеть здесь, в тылу, когда народ борется с фашистами, тоже невмоготу. Как же быть? Может, попроситься в разведчики. Ведь воевали же «красные дьяволята».
Его размышления прервал глухой удар, донесшийся откуда-то издалека, потом второй и третий… Николай вскочил с постели, подошел к окну. Два луча прожектора, скрестившись, метались по серо-белесому небу, а потом, словно гигантскими клещами, захватили, не выпуская, ползущую в вышине серебристую точку. «Самолет, — догадался Николай. — Фашистский самолет… Бомбит, гад. Ленинград бомбит…»
Раздалась частая дробь пулемета. Затем где-то совсем близко грохнул орудийный выстрел.
«Зенитки, — прошептал Николай. — Воюем в Ленинграде». И его охватило чувство горечи, ярости и оскорбленного достоинства. Это было и чувство страстного протеста. «Как же так: фашисты бомбят Ленинград! Этого допустить нельзя. Нельзя!» — кричала душа молодого питерского рабочего, путиловца. И он лихорадочно перебирал один за другим варианты: как же ему, Николаю Бусыгину, поступить, что предпринять? С этими мыслями он под утро как-то незаметно заснул, вернее забылся, потому что очень скоро вскочил с постели, пожевал кусок хлеба, запил его молоком и поехал на завод.
Война резко изменила облик города: вместо привычных милиционеров на перекрестках появились военные регулировщики, по улицам шли колонны красноармейцев, грохотали танки, орудия, один за другим мчались грузовики. У ворот домов, на улицах и проспектах появились бойцы истребительных батальонов — первых ленинградских добровольческих формирований — они несли круглосуточное дежурство в городе и на подступах к нему. Дома окрашивались пятнами, полосами, искажающими их очертания, и Николай понимал, что это способ маскировки. На стенах домов появились плакаты, призывающие к бдительности, к защите Родины.
На заводе все просились на фронт. Комитет комсомола был на первом этаже, а партком — на втором, и тут и там стояли очереди добровольцев. И каждому говорили одно и то же: Красной Армии танки сейчас нужнее всего, и путиловцы должны, обязаны делать танки, танки, танки… Кто уйдет без разрешения из цеха — будет считаться дезертиром! Но все равно просились в ополчение, в истребительные батальоны, в «отряды пожарников», которые тушили зажигательные бомбы на крышах цехов. Отпускать с завода не хотели. По каждой кандидатуре велись споры; отпускали тех, кто служил в армии, участвовал в боях с белофиннами, на Хасане, на Халхин-Голе. Был сформирован целый полк кировцев, первый полк первой дивизии народного ополчения. Бойцы этого полка обучались тут же, поблизости от завода, на берегу Финского залива.
В Доме культуры имени Газа разместился мобилизационный пункт, и к нему с вещевыми мешками и чемоданчиками тянулись люди.
Николая определили «в пожарники». Отвели пост, выдали щипцы, провели инструктаж. По тревоге он должен был все бросать и мчаться на свой пост — на крышу цеха — тушить «зажигалки». Но и других дел было у него немало.
Перешли на казарменное положение: работали, ели, спали прямо в цехе, примостившись кто где сумел. Ночью, после работы, шли всей бригадой на погрузку. Танки, лязгая гусеницами, медленно вползали по трапам на четырехосные платформы, и тут же около них лепились бригады сборочных и сдаточного цехов: крепили машины, подтаскивали ящики с боеприпасами и запасными частями, набивали пулеметные ленты, натягивали на «КВ» брезентовые чехлы.
