Николай испытывал сердечную муку, мучился вопросом: ехать или остаться здесь.
Бусыгин прикипел к людям, с которыми трудился рядом, он любил свою работу испытателя, ее новизну, острые ощущения, которые она приносила. Не хотелось ничего менять в своей жизни. Николай понимал, что рано или поздно придет к нему другая машина — трактор, машина мирная и нужная людям, особенно сейчас, после такой разрушительной войны, и это тоже сулило новизну и трепет исканий.
И помимо всех этих обстоятельств было еще другое обстоятельство, может быть, одно из самых важных и решающих: Николай Бусыгин полюбил. Работала Люда на заводской машино-счетной станции. Большеглазая красавица, певунья.
И вот была свадьба.
Это был первый послевоенный год. Их было гораздо меньше, чем должно было быть, этих свадеб. В день свадьбы не было ни нарядного платья, ни большого застолья. Платье из простенькой сарпинки да лишний пакетик сахарина, полученный по карточкам.
Но разве забыть тот тихий снежный вечер, тишину и их — молодоженов, идущих в будущее с надеждой!
Людмила мечтала, что ее Николай станет инженером. А Николай никогда не вел таких разговоров. Он не хотел ничего знать, кроме машин. Да, машина была его душой, копаться в ней с утра до ночи, «объезжать», «тренировать» — это он умел! Бусыгин понимал, что жена ведь не хочет ему зла, и разумно ли мужу сердиться на нее только за то, что она хочет видеть его инженером.
Николай пошел учиться в вечерний техникум, понял: новая техника требует и новых знаний, иначе пропадешь. И техникум он окончил.
Может быть, после техникума Николай и пошел бы в институт. Однако жизнь с такой стремительностью закрутила его и завертела, что мысль об инженерном дипломе пришлось надолго оставить. Жена по этому поводу печалилась. Что поделаешь, представления молодой жены о жизни не всегда согласовывались с его представлениями.
А потом родилась Таня. Ребенок принес родителям свою долю счастья.
Поздним весенним вечером Николай возвращался из цеха домой. Бормотали ручьи, пахло тающим снегом.
У сверкающего огнями здания театра Дворца культуры Бусыгин встретил Васю Гусева. Он ушел из цеха и работал в конструкторском бюро. Друзья обрадовались встрече, новостей накопилось уйма. И, конечно, разговор свелся к тракторам.
— Ты видел подземный? — интригующе спросил Гусев.
— Нет, подземный не видел.
— Хочешь взглянуть?
— Ну.
— Завтра его будет смотреть комиссия. Ровно в два. Приходи, Николай. Будет Мамин…
— Кто будет?
— Ох, деревня! Ох, отсталость! Мамина не знаешь?
— Не знаю.
— Это же отец отечественного тракторостроения Яков Васильевич Мамин. Приходи. Машина — чудо-юдо.
Гусев ушел.
А на следующий день после разговора с Гусевым Николаю удалось-таки вырваться на часок, чтобы взглянуть на «подземный». А заодно и повидать человека, о котором так восторженно отозвался Вася.
Было на редкость прекрасное весеннее утро, когда Бусыгин появился на заводской площадке. Почти всех он здесь знал. Не был знаком только высокий, сутулый, пожилой человек, одетый в летнее коверкотовое пальто. В руках он держал кепку. Был худощав, несколько суров взглядом. Лысина блестела под лучами солнца, и человек в коверкотовом пальто то и дело вытирал ее платком. Все уважительно обращались к нему «Яков Васильевич». Это и был Мамин.
«Подземная» машина была по своей конструкции необычна, оригинальна.
Через несколько дней после встречи у «подземного» Николай удивился — в цех пришло много новых людей. На опытно-производственную базу пришли конструкторы с чертежами, моделью нового, единственного в своем роде дизель-электрического трактора ДЭТ-250.
Конструкторы и технологи начали рассказывать о будущей машине. Исаков — главный конструктор — сделал детальное, богато аргументированное сообщение о ДЭТ-250, как его задумали конструкторы и технологи.
Первые две машины было поручено собрать и испытать бригадам Замятина и Бусыгина.
Приступила к работе бригада Замятина, а через несколько дней стала на сборку и бригада Бусыгина. К соревнованию этих бригад было приковано внимание всего завода.
Бусыгинская бригада все наращивала и наращивала темп. Николая охватил веселый азарт. У него была слабость: любил, чтобы все кругом говорили — «Бусыгин впереди». Нет, это не от тщеславия, а от «деминских уроков», которые научили его ценить слово «передовой» и гордиться им.