– А-а.
– Я взяла одну. Она называется «Последняя карта»,
– «Последняя струна», – сказал мистер Пинфолд.
– Да. Это юмористическая книга, да?
– Есть и такое мнение.
– Я тоже в этом убеждаюсь. Но это не ваше убеждение? Я думаю, у вас специфическое чувство юмора, мистер Пинфолд.
– А-а.
– Этим вы известны, да? вашим специфическим чувством юмора.
– Возможно.
– Можно я к вам примажусь? – спросила миссис Скарфилд. – Говорят, у меня тоже специфическое чувство юмора.
– Но не такое же специфическое, как у мистера Пинфолда!
– Время покажет, – сказала миссис Скарфилд.
– По-моему, вы смущаете писателя, – сказал мистер Скарфилд.
– Я думаю, ему не привыкать, – сказала его жена.
– Он воспринимает это со специфическим чувством юмора, – сказала иностранная дама.
– С вашего позволения, – сказал мистер Пинфолд, с трудом поднимаясь.
– Видите? Он смутился.
– Нет, – сказала иностранная дама. – Это юмор. Он идет сделать заметки о нас. Мы все попадем в юмористическую книгу – понимаете?
Поднимаясь, мистер Пинфолд остро глянул на маленького смуглого человека за отдельным столом. Вот бы где сидеть, подумал он. Последнее, что он слышал выходя из кают-компании, был веселый молодой смех за столом кассира.
За время его отсутствия – это час с небольшим – в каюте прибрали, аккуратно, по-больничному, заправили постель. Он снял пиджак и мягкие ботинки, закурил сигару и лег. Он всего ничего съел за весь день, но голода не чувствовал. Обкуривая провода и трубки на потолке, он гадал, каким образом, не нанося обиды, отсесть с капитанского стола и обедать в завидной тишине и покое, как этот умница, смуглявый парень, и, словно откликаясь на его мысли, щелкнул и заработал аппарат у него над головой, и он услышал, что тот же самый предмет обсуждают те двое отставников.
– Дружище, мне на это наплевать.
– Конечно, наплевать. Мне тоже наплевать. И все-таки порядочно с его стороны, что он заговорил об этом.
– Очень порядочно. Что он конкретно сказал?
– Безумно сожалел, что не нашлось места для тебя, меня и моей половины. За столом помещается только шесть пассажиров. Скарфилды – их надо посадить.
– Конечно. Скарфилдов надо посадить.
– Ну вот, их надо. Теперь эта норвежская пара – иностранцы, как видишь.
– Знатные причем.
– Им надо оказать любезность. Вот уже четверо. Дальше, можешь себе представить, компания распорядилась, чтобы он посадил к себе этого Пинфолда. Так что у него осталось только одно место. Он понимал, что нас – меня, тебя и мою половину – разбивать нельзя, и поэтому пригласил этого славного юношу – у которого дядя в Ливерпуле.
– У него дядя в Ливерпуле?
– Ну да. Поэтому он его и пригласил.
– А зачем он пригласил Пинфолда?
– Да компания же велела. Он не хотел.
– Еще бы!
– Если хочешь знать, Пинфолд пьет.
– Да, я тоже слышал.
– Я видел, как он грузился на пароход. Он был в стельку тогда. В скотском состоянии.
– Он и сейчас все время в скотском состоянии.
– Он говорит: пилюли.
– Да ну, запой это. И получше его люди шли этой дорожкой.
– Скверное дело. Ему не надо было ехать.
– Если хочешь знать, его послали на этот корабль подлечиться.
– Тогда кто-то должен смотреть за ним.
– А ты не заметил маленького такого, смуглого парня, он отдельно сидит? Не удивлюсь, если он-то за ним и приглядывает.
– Санитар?
– Надзиратель, скорее.
– Дражайшая половина приставила, а он и не знает?
– Я так оцениваю обстановку.
Злые языки смолкли. Мистер Пинфолд лежал, курил и не возмущался. Мало ли что говорят за твоей спиной – ты и сам про других говоришь такие же вещи. Услышанное не вывело его из равновесия. А мысль о том, что жена приставила к нему шпиона, даже развлекла. Надо будет написать ей. Гораздо больше его задела тема пьянства. Возможно, он произвел такое впечатление. Возможно, в тот первый вечер в море – когда это было, наконец? – когда он рассуждал о политике после обеда, возможно, тогда он перебрал. Чего-то он безусловно перебрал – пилюль, снотворного или спиртного. Снотворное он допил. От пилюль решил впредь воздержаться. Он ограничится вином, одним-двумя коктейлями и стаканчиком бренди после обеда и скоро опять будет в добром здравии.
