Лонгмон подняла бровь, и он виновато улыбнулся.
– Знаю, я высказался за виновность. Более того, согласись вы все со мной, я с чистой совестью отправил бы его в петлю и нынешней ночью заснул сном праведника. Но как раз по этой причине никто не оставляет принятие такого рода решений на усмотрение одного человека. На прошлой неделе из всех нас я один не высказался за повешение гражданина майора Янга. Пока каждый из нас голосует по совести, мы вправе считать, что сделали все от нас зависящее, пусть и меньше, чем хотелось.
– Знаете, – сказала, поразмыслив, Лонгмон, – чертовски жаль, что мы с вами находимся по разные стороны. Если бы политики – особенно наши – провалились к чертям и предоставили улаживать разногласия нам пятерым, мы, думаю, сумели бы утрясти все спорные вопросы и положить конец этой проклятой войне за неделю...
– Вот в этом, адмирал, у меня столь твердой уверенности нет, – отозвался с кривой усмешкой МакКеон. – По сравнению с войной у нас тут все просто и ясно: мы по крайней мере договорились, какие законы принимаем за основу для вынесения приговоров. Но когда дело дойдет до выяснения, у кого на какие планеты больше прав... ну...
Он пожал плечами, и Лонгмон хмыкнула – не без горечи, но и не без юмора.
– Коммодор, разве это вежливо – рушить мечты леди?
– Как офицер я по определению являюсь джентльменом, мэм, но устав вовсе не предписывает мне быть еще и вежливым джентльменом.
Лонгмон прыснула, и МакКеон улыбнулся.
– А вообще-то, хотя мне и представляется маловероятным, чтобы мы могли так запросто покончить с войной, я тоже считаю, что слова всегда предпочтительнее боеголовок.
– Аминь! – объявил коммодор Симмонс и резко отодвинул назад свое кресло. – Так или иначе, с судебным разбирательством на сегодня покончено. Поэтому я предлагаю довести наше решение до сведения леди Харрингтон, а самим подумать о толстенном бифштексе и хорошем пиве. Кто за?
– Я, – тут же поддержала его Лонгмон. – Если, конечно, вы примете в свою монархическую компанию нераскаявшуюся революционерку.
– Для нас эта неисправимая революционерка всегда будет желанным гостем, – любезно ответил Симмонс – Конечно, при том условии, что она не откажется сыграть с нами в дартс.
– Отчего бы и не сыграть? – рассмеялась Лонгмон. – Раз |мне подворачивается случай проявить себя неисправимой хевениткой, прислужницей лживого – по вашим словам – и насквозь прогнившего диктаторского режима...
– Как?! – с деланным ужасом воскликнул Симмонс – Вы собираетесь нас надуть?
– Стоило бы, – лукаво ответила гражданка адмирал. – После того как коммодор МакКеон столь бесцеремонно посмеялся над моими надеждами, я просто обязана показать вам, на что способна настоящая хевенитка. Поэтому выдвигаю условие: пиво за счет проигравшего. Ну как, коммодор, идет?
Разбуженная резким звуком зуммера, Хонор села в постели. Нимиц, в праведном негодовании, сонно мяукнул. Спать они улеглись совсем недавно, и Хонор спросонья в очередной раз забыла, что у нее только одна рука. В результате, попытавшись сесть, она оперлась на культю, потеряла равновесие и запуталась в простынях, перевернув кота на спину. Она ощутила его недовольство, заметила приоткрывшийся глаз, который блеснул в тусклом свете панели коммуникатора, и послала коту мысленное извинение. Кот, открыв второй глаз, дал ей понять, что не обижается. Хонор нашарила клавишу аудиоприема – но все равно непроизвольно провела ладонью по взъерошенным волосам.
– Да? – сонно произнесла она и прокашлялась.
– Простите за беспокойство, адмирал. Это коммандер Филипс, – послышался женский голос.
Хонор почувствовала, как участился ее пульс. Филипс была вахтенным офицером Гарриет Бенсон, хотя Харрингтон, слишком занятая текущими, в первую очередь судебными делами, не помнила, на каком именно посту несет вахту эта женщина.
– Капитан Бенсон велела докладывать вам немедленно.
– О чем докладывать, коммандер?
– Прошу прощения, мэм, я не хотела показаться небрежной. Я старший помощник капитана Бенсон. Согласно приказу капитана сообщаю: сенсорная сеть засекла след гиперперехода на расстоянии примерно в двадцать одну световую минуту.
