— Соцстраны мои с потрохами. Теперь надо пробивать путь к капиталистам.
— Снова уезжаешь?
— Нет, Аленька. Теперь не скоро. Так сразу не пустят, помаринуют немного, подождут, пока папа с челобитной к ним явится и поручится, что я непременно выучу постановления всех съездов КПСС наизусть.
— А если не выучишь?
— Не поеду. И никакой папа не поможет.
«И никакой папа не поможет», — именно эту фразу говорила себе Аля тысячи раз, размышляя в одиночестве о возможных последствиях открытого объяснения с мужем ради вечной жизни среди красок и лаков. Она рассматривала огромное количество различных вариантов, но ни один из них не сулил положительного исхода. Она без ролей — что ж, ей не привыкать. А он без выставок, да еще и по ее вине? Нет уж, увольте! В том, что перед художником тут же захлопнутся все двери, она ни секунды не сомневалась. Захлопнутся, как пить дать захлопнутся. И никакой папа не поможет. Нет. Творец должен творить. А иначе депрессия, слезы, бутылка и до боли печальный конец. Такой сценарий Аля могла только написать, режиссировать подобную пьесу и отводить себе в ней роли она не собиралась. Ее жизненный спектакль не должен обернуться драмой, хотя в драматичности сюжета ему никак нельзя было отказать. И все же она верила в счастливую развязку. А что необходимо для счастливой развязки? Правильные действия героя в кульминации.
— Буду теперь выставляться здесь. Теперь уж ты никак не отвертишься — будешь хозяйкой выставки.
— Хозяйкой? Ты с ума сошел!
— Ладно, пусть не хозяйкой, но придешь обязательно. Придешь?
«Эх, была не была»:
— Приду. С мужем.
— С кем? Что? Но почему? Я не…
— С мужем. Он чекист. Поэтому ты не… Еще вопросы?
— Но как же так?
— Вот так. И других вариантов нет.
— Не может быть! Всегда есть выход.
— Не смеши меня! Полмира объездил, а где живешь, не понял.
— Аля, против силы и хитрости всегда найдется сила и хитрость.
— Где найдется?
— Не знаю. Где-нибудь…
— Не знаешь?
Подбородок задрожал, слезы заструились по щекам. Аля всегда гордилась своим умением плакать по заказу. Ей не надо было нюхать лук или ждать от режиссера криков и оскорблений для того, чтобы разрыдаться. Она легко входила в роль убитой горем девушки и блестяще изображала эмоции. Играла она и теперь, старательно хлюпая носом и вытирая маленькими кулачками глаза. На художника старалась не смотреть. Все же было и стыдно, и страшно. Вдруг поймет, вдруг раскусит, вдруг осознает, насколько важен для нее его ответ. Аля знала: если мужчина начнет лепетать что-то пустое, бестолковое, полезет с утешениями и ласками, попробует сменить тему — развязка ее печального замужества наступит еще очень нескоро. Она ждала решимости и смелости. Она сделала ставку на действие и не прогадала.
— Я что-нибудь придумаю, — торжественно объявил он. — Обещаю. Верь мне.
— Я верю, — откликнулась Аля, не забыв похвалить себя и за неожиданную откровенность, и за уместные слезы, и за умело разыгранную беспомощность.
Хотя почему разыгранную? Она ведь и чувствовала себя беспомощной, загнанной в угол мышью, хвостик которой уже прижала кошка, предвкушая наслаждение от предстоящей игры. Аля поверила. Поверила в то, что у нее появился союзник.
— Мы все устроим. — Он уже перешел на заговорщицкий шепот: — А пока на выставку приходи.
— Приду. То есть придем.
Пришли. Постояли у входа, разглядывая публику, побродили между полотнами.
— Занятный художник, — резюмировал муж. — Я так и не понял, к чему он тяготеет. Пейзажи у него дивные получаются, но и портреты весьма недурны. Слушай, а давай-ка закажем твой портрет, а? Такой, знаешь, в черном платье и в замшевой курточке. Ну, помнишь, в которой ты еще пришла тогда на первую встречу. Пойду договорюсь.
Аля не знала, радоваться или огорчаться. С одной стороны, она могла получить своеобразную вольную на встречи с художником, с другой же — боялась, что муж приставит к ней на это время специального соглядатая.
Она внимательно следила за оживленной беседой двух своих мужчин. Наконец один поспешил обратно к ней, а другой лукаво подмигнул и отвернулся, старательно делая вид, что совершенно не интересуется женщиной, портрет которой ему только что предложили написать.
