— Такси!
Какая удача, что на острове Лидо, в отличие от рассеченной каналами Венеции, есть автомобильный транспорт!
Вот она, знакомая мраморная лестница без единой пылинки, сверкающая, как музейный экспонат.
Швейцар узнал Алену, услужливо распахнул дверь.
И портье здесь совсем не такой, как в этой чертовой «Лауре»: этот подтянутый, вышколенный, любезный. И английский язык знает получше иных постояльцев, и услужить готов.
— Пожалуйста, передайте вот этот конверт Алексею Никитину из двести двадцать шестого номера, сразу же, как только он вернется. Только не забудьте, это очень важно! Вопрос жизни и смерти!
А в конверте — все ее координаты плюс короткая подпись: «Твоя А.». С жирно подчеркнутым местоимением.
Портье с достоинством отвечал, что напрасно синьора думает, будто персонал их отеля может забыть чью-то просьбу.
Но, увы, он тысячу раз просит извинения у очаровательной синьоры, однако бессилен ей помочь: неделю назад господин Никитин по телефону сообщил, что освобождает номер, и попросил отправить его багаж самолетом...
— Куда? Адрес! Пожалуйста!
— В Сидней. До востребования.
Сидней — это в Австралии. Но это не столица.
...Перед ней на колени... Снова и снова он становится...
Все кончено.
Самолет взял курс на Москву.
У нее остаются лишь стоп-кадры воспоминаний.
Алеша даже не знает, что Алена Вяземская — только псевдоним, а на самом деле у его любимой женщины самые заурядные имя и фамилия.
Иванов, Петрова, Сидоров...
Француз Жан Лепелье погиб от странной болезни, вернувшись после глубинного погружения у берегов Тасмании. Он был отличным парнем и выдающимся ученым. И еще — он был хорошим Алешиным другом.
А самое ужасное, что в это австралийское плавание он пошел вместо Алексея Никитина.
Члены их небольшой группы собрались месяц назад в Канберре и большинством голосов постановили, что Никитину необходимо отдохнуть, не то он просто сорвется, и его глубоководная карьера бесславно окончится.
Против такой резолюции тогда выступил только один человек — сам Алексей. Кричал, что его обижают, что он еще не старик и что никакие перегрузки ему не страшны.
— Потому и должен побыть на суше, старина, что ты не старик, а коллектив наш сугубо мужской, — подмигивал тогда Жан. — Или ты рассчитываешь подцепить в Индийском океане симпатичную русалочку? Только учти, они все зеленые и с хвостами! На мой взгляд, двуногие девушки лучше. А у меня в этом деле неплохой опыт, поверь!
Получилось, что Алексея отправили в отпуск, можно сказать, принудительно.
Вот так, в считанные минуты, простым открытым голосованием, и решилась судьба двух человек: одному выпало встретить любовь, другому — смерть.
Как будто жребий кинули: кому орел, кому решка...
У Жана, как и у Алеши, не было семьи: родители погибли год назад в автокатастрофе, а жениться он не собирался принципиально:
— Чего не хочу, так это рогов на макушке, мне другие прически больше по вкусу. А по полгода дожидаться муженька может только ледяная фригидная особа! Не спорь, старина Алексис, я-то знаю! Сам приятно проводил время с чужими женами. Притом, заметь, не только в моем родном Париже, городе любви, а на всех континентах! Так что это — всемирная закономерность.
Много женщин понежилось в объятиях этого неотразимого обаятельного ловеласа, а в итоге не нашлось ни одной, чтобы оплакать его гибель.
Хоронить Лепелье съехались только друзья — такие же, как он, исследователи подводного мира.
Последнюю неделю Жан лежал в сиднейском госпитале, зная, что умирает. У него постепенно отнимались, покрываясь странными кровоподтеками, ноги и руки.
Болезнь поднималась от конечностей, неотвратимо завоевывая все тело. Только лицо оставалось по-прежнему привлекательным да речь разборчивой. И чувство юмора не оставляло его до самого конца.
Боясь, что вскоре и говорить не сможет, Жан поторопился заранее изъявить свою последнюю волю:
— Друзья мои! Похороните меня по морскому обычаю, в океане. Я не успел обследовать до конца ту извилистую впадину: пятнадцать градусов к юго-западу от Куинстауна. Хочу завершить работу, так что ждите, пришлю с того света подробный отчет.
