Алеша становится перед ней на колени...
Почему, ну почему они тогда же, на катере, не обменялись московскими адресами?
Алеша становится перед ней на колени...
Через три дня он не вернулся. Прошла неделя — его все не было.
Выставка закрывалась. На финальный банкет Алена не пошла, сославшись на плохое самочувствие.
Сидела в своем обшарпанном номере и напряженно ждала, уставившись на дверь. Как будто это могло что-то изменить.
В полночь раздался осторожный стук.
Алеша?! Прилетел все-таки!
Но на пороге стоял Нгуама с шампанским в руках.
Алена ткнула пальцем в зеленую запотевшую бутылку, отрицательно помотала головой:
— Ноу.
Черный меценат начал ее уговаривать, сверкая белыми зубами, пританцовывая, заливаясь соловьем. Но она объяснила, что он неправильно ее понял:
— Нот шампань! Водка!
Водки Нгуама не нашел, принес джин. И когда русская художница выглушила два больших столовых стакана залпом, без тоника и закуски, негр нервно закашлялся, откланялся и боязливо удалился, тоже сославшись на внезапное недомогание.
Остатки можжевелового напитка она уничтожила одна. И запила оставленным шампанским.
Алеша становится перед ней на колени...
Этот сон повторялся всю ночь, раз за разом, без изменений.
Как ни странно, наутро она проснулась с совершенно ясной головой.
До отлета самолета оставались считанные, часы, и вдруг ее словно жареный петух клюнул. Побросав неупакованные вещи, она понеслась вниз, к стойке портье.
Как могла, используя весь свой богатый арсенал жестов и скудный запас итальянских слов вперемежку с английскими, которых туповатый портье не понимал, допытывалась, не приходила ли на ее имя телеграмма, письмо или хоть какое-то сообщение. Ведь должно, обязательно должно было прийти!
Портье, интимно наклонившись к ней и обдавая ее чесночной вонью, принялся в ответ что-то длинно и размеренно рассказывать. Возможно, он попросту не понял вопроса.
Отчаявшись найти с ним общий язык, Алена побежала на поиски Маргариты Юрьевны, чтобы явиться к ней с повинной, воззвать к милосердию и попросить напоследок о помощи.
Как ни странно, она наткнулась на переводчицу прямо в гостиничном коридоре: та несла Нгуаме счет за услуги русской участнице выставки, которых она не оказывала.
Что ж, значит, теперь отработает причитающиеся ей итальянские лиры.
И прощения у нее просить не придется, ведь контракт Марго заканчивается только с отлетом самолета Венеция — Москва, так что она просто обязана обслужить синьору Вяземскую.
Маргарита долго и нудно беседовала с портье, отворачивая нос и брезгливо обмахиваясь туристической картой Венеции, как веером. Разговор велся на все более и более повышенных тонах.
Наконец она, отдуваясь, повернулась к Алене:
— Этот тип припоминает, что на ваше имя как будто приходила какая-то телефонограмма. Около недели назад.
— Почему же мне не передали?!
Марго сухо ответила:
— Об этом, синьора Вяземская, можете спросить у него лично.
— Он что, не записал ничего?
— Говорит — записывал, но листок куда-то исчез. По его гипотезе, бумажку сдуло сквозняком, и уборщица ненароком вымела ее вместе с мусором.
— Ну а что там сообщалось, он не помнит? Суть информации? Хотя бы приблизительно?
— Приблизительно — помнит. Мужской голос просил передать вам чей-то адрес.
— Адрес! Какой именно? Неужели он совсем все забыл?
— Не совсем все. — Ярко накрашенные губы Марго насмешливо искривились. — Он говорит, что город предположительно назывался не то Париж, не то Москва, не то Лондон. А может, Токио. В географии он не силен, но не сомневается, что это была какая-то столица.
— Вот кретин, — убито произнесла Алена. — И пожаловаться некому, да и что толку...
— С клиентами, которых я обслуживаю, — мстительно отчеканила переводчица, — ничего подобного случиться не может. Ни-ког-да! Я несу ответственность за все их контакты в Венеции, включая и поступающую корреспонденцию.
Она круто развернулась на каблуках и, виляя бедрами, пошла получать теперь уже честно заработанные по контракту сколько-то миллионов лир.
Алеша становится перед ней...
Некогда предаваться воспоминаниям. Нужно успеть! Еще не все потеряно!
